Верующие женщины Godwomen.org

Маленькая Герда
 
Памяти Ганса Христиана Андерсена, странного человека и доброго христианина, и несчастной его Снежной Королевы

Розы цветут. Красота, красота!
Скоро узрим мы младенца Христа!
Г.Х. Андерсен (последняя строчка "Снежной Королевы")

В большом барском доме было тихо-тихо. Маленький побег зеленого горошка, росший на подоконнике в просторной светлой спальне барина, совсем поник своими хорошенькими цветочками. Лежавшая рядом с горшком потрепанная книжка, казалось, совсем утратила свою заносчивость (она ведь была ученой дамой!) и тосковала, тихонько перебирая страницами на ветру. Люди ходили по дому тихо-тихо, а Хельга, маленькая служаночка, прибиравшая спальню, то и дело горько всхлипывала. Да, умер барин, умер, - так и мы умрем, ну да не будем сейчас об этом.

Да, печально было в барском доме, зато на улице светило солнышко, и легкий ветерок дразнил прохожих запахами летнего утра. На подоконник, где грустили книга и зеленый горошек, опустился старый воробей - твити-твит!

- Ай-яй-яй, - сказал старый воробей, - вот как все проходит. Я летал сейчас к парадному крыльцу, уж там нынче так чисто выметено, - ни крошки, ни зернышка! Зато людей - как зерен на заднем дворе мельницы, все входят и выходят. В чести был старый барин, даром что сказочник.

- Ах! - откликнулся горошек, - и в чести, и в почете. Сколько раз он подходил ко мне, гладил мои листики и говорил: "Миленький мой горошек, люди удостаивают меня одной почести за другой, а ведь я был когда-то беден и безвестен, как любой оденский мальчишка. Все меня считали беспутным, - ведь я только и делал, что выдумывал невероятные истории и читал старые книжки. Из меня не вышло подмастерья, как хотел мой отец, да и матушка думала, что я ничего достойного в жизни не добьюсь. Думал ли я, уезжая из родного Оденсе в Копенгаген, что я буду гостить при дворе, да если бы только при датском! Я читал свои сказки самому императору прусскому Фридриху Вильгельму, а уж он-то будет построже старого школьного распорядителя, которого я так боялся в мрачном Эльсиноре! Я гостил у прекрасной герцогини Софии в пышной Австрии, рассказывал занимательные истории королю Карлу Саксонскому, добрый шведский король Оскар изволил слушать мои сказки из моих собственных уст! Жаль, мой милый горошек, что моя матушка не дожила до дней славы своего любящего сына, то-то бы она порадовалась за меня!

- Наш хозяин объездил весь свет, - гордо сказала книжка, - всюду побывал, всюду получал почести и награды, и всюду его любили, да не только короли: уж каких славных людей он знал, которые никогда не носили короны, а власть над душами имели побольше королевской! То были писатели, художники, музыканты, все те, кто украшает жизнь человеческую и славит господа своими чудесными произведениями! Я многих из них повидала сама, - сказала книга, - ведь хозяин повсюду возил меня с собой, ни на один день не покидал, - так он любил мой кожаный переплет, да и бумага у меня первого сорта, а какие картинки! Уж таких картинок...

- Ладно, ладно вам хвастать, - перебил книгу старый воробей. - Я и сам немало знаю, я ведь живу со своей женушкой под окнами барской кухни, да и в залы иногда залетаю, уж я наслушался сказок старого барина, когда тот читал их гостям. Ох и сказки! Иногда такие веселые, что я мчался и звал свою женку с птенчиками прилететь под окно да послушать, а иногда такие страшные, жуткие, что у меня перья топорщились на спине, - тут уж птенцам не место! Кажется, писал наш барин обо всем на свете, и в каждой сказке хвалил Господа Бога нашего Иисуса Христа, - так он был предан нашей святой вере!

- Что ж, - робко сказал горошек, - иначе и быть не может. А только я больше любил те истории, где барин вспоминал о доброй нашей Дании, о ее древних героях и волшебных легендах. И Хольгер Датчанин, и Русалочка, и Старая Бузинная Матушка - все жили в его сказках. Ах, как жалко, что барин умер! - воскликнул горошек и залился горькими слезами.

- Ну, полно, полно, - сказал воробей. - Книжки-то остались! Люди и дальше будут их читать, вспоминать нашего хозяина и узнавать были и небылицы об ангелах, троллях, волшебниках и феях! Да, уж последних он особенно любил! - добавил воробей. - Старый сказочник столько знал о феях, будто сам водил с ними дружбу! - а может, так оно и было!

Тут послышался легкий смешок, как колокольчик зазвенел, - и из одной из чашечек горошка вылетела прелестная девушка. Воробей аж взлетел от изумления, да и было отчего: девушка-то была чудо как хороша! Крошечная, как мотылек, только крылья у нее были вроде стрекозиных и так и переливались на солнышке, - старый воробей даже глаза закрыл.

- Водил, водил, - зазвенел ее голосок, - а ведь мы, феи, с кем попало дружбы не водим! - и девушка рассмеялась прелестным нежным смехом.

- Верно ли я понимаю, - учтиво спросил воробей (он ведь летал на барскую кухню, а там научишься учтиво разговаривать с кем угодно!), - что вы, прелестное дитя, и есть одна из фей, о которых славный наш покойник любил рассказывать небылицы?

- Одна из?! - возмутилась прелестная фея. - Одна из! Подумайте только! Да ведь я Фея Сочинительства, я могу кого угодно свести с ума, а если рассержусь на писателя, то не прошепчу ему ни одной новой сказки, а буду рассказывать одни только старые, всем надоевшие истории, и если он будет глуп и напишет их на бумаге, то все критики будут над ним смеяться, - так-то!

- Простите великодушно, - сказал воробей, - я вас не узнал, я ведь в жизни ничего не сочинял, как же нам было познакомиться! Вы, верно, хорошо знали старого сказочника?
- Хорошо, - сказала фея и засмеялась опять, - ведь самую прекрасную его сказку, о ледяной деве и маленьком мальчике и о смелом девичьем сердце, верящем в Господа нашего Иисуса Христа, рассказала ему именно я!

- "Снежная Королева", - сказала книга, - "Снежная Королева" - так он назвал эту сказку. Удивительная сказка! Сколько людей приходило сюда, и все слушали историю Кая и Герды, и уходили каждый со своей думой, и думы эти бывали такими разными.
- Вот бы узнать, - сказал горошек, - что творилось у старого сказочника в голове, когда он сочинял эту историю!
- Что ж, - сказала фея, а ведь об этом можно кое-кого порасспросить! Ждите меня здесь. - С этими словами хорошенькая фея выпорхнула в окно, оседлала утренний ветерок и полетела, сверкая крылышками, над городом.

Фея вернулась только к вечеру, такая уставшая, что даже крылышки ее висели, как поношенный плащ. Но глаза ее сияли радостью, а маленькое сердечко быстро билось от удовольствия, - так много удалось ей узнать.


- Все в городе только и говорят, что о смерти старого сказочника, - так начала фея. - Но лететь мне пришлось долго, ибо та, в чей дом грустная весть принесла особую печаль, живет далеко от нашей Дании. Как грустна она была, как горек был ее взор! Ведь ваш хозяин любил ее до самого последнего вздоха, хоть она и не любила его так, как он бы хотел. А ведь он посвятил ей одну из своих самых прекрасных сказок, ту, где тень покидает своего хозяина и добивается любви прекрасной девушки, а потом убивает своего старого хозяина, - страшная сказка! Много горьких мыслей должна была пробудить смерть сказочника в ее сердце. В доме ее собралось множество людей, все они знали сказочника или читали его истории, и все говорили только о нем.
- Ах, - сказал горошек, - как это печально!
- И очень скоро, - продолжала фея, - речь зашла о Снежной Королеве. Я весь вечер сидела на пальце одного красивого молодого человека. Он-то и заговорил о Снежной Королеве первым, да как умно!
- Если я чего-то не пойму, вы мне объясните, правда? - обратился горошек к книге в большом волнении.
- Уж я вам объясню, не беспокойтесь, - прочирикал воробей. - Я получил образование на хозяйской кухне, а уж там, будьте уверены, много чего наслушаешься.
- Тшшшшшшшшш, - сказала книга. - Ну же!

И Фея Сочинительства продолжала. Перенесемся же вслед за ее словами в далекий дом, в Италию, - на то ведь мы и сочинители!

- Вот странно, - сказал молодой человек, даже на заметивший у себя на пальце хорошенькой Феи, так он был занят своей мыслью. - Андерсен написал сказку наоборот! Я жил в Дании и знаю северные легенды, да и Андерсен знал их не хуже меня, а все-таки назвал девочку Гердой!

- Что же здесь странного? - спросила хорошенькая барышня, его невеста.
- Да ведь у нордов Гердой звали ледяную великаншу, считай - снежную королеву. Она, правда, была хорошей женщиной, но все равно это странно, согласитесь, Карин.
- Не знаю, не знаю, - вступил в разговор строгий старик, которому красавица Дженни, хозяйка дома, любовь старого сказочника, приходилась племянницей, - мне вот тоже кажется, что это сказка наоборот, да только совсем другая сказка: про Орфея и Эвридику. Ведь у скандинавов ад считался когда-то сделанным из прехолодного льда! А Королева увезла Кая к себе в ледяное царство - чем не ад? И Каю там было холодно, правда, холода он совсем не чувствовал: сердце-то у него было ледяное! А когда Персефона заполучила в подземное царство красавицу Эвридику, та тоже ни от чего не страдала, так Персефоне хотелось оставить девушку у себя. И смотрите: как Герда пошла в ад Снежной Королевы спасать своего Кая, так пошел и Орфей за Эвридикой, и обоим им понадобились сильное сердце и крепкая вера, чтобы вернуть своих возлюбленных. Правда, Герде повезло больше, чем Орфею, - она-то забрала своего Кая навечно, а Орфей не выдержал испытания и видит свою Эвридику только раз в году, - ну да это мелочи, когда любишь! - и старый советник нежно посмотрел на свою жену, а та ему кивнула.
- Не скажите, господин советник, - ответил старику молодой человек, - разница есть, да и не только в этом: Кай-то совсем не хотел уходить от Снежной Королевы, - вот о чем все забывают! Да, конечно, Королева получила Кая совсем случайно, как и Персефона Эвридику, - ту укусила змея, а Кай никогда не привязал бы свои саночки к саням Снежной Королевы, не попади ему в глаз и в сердце осколки чертова зеркала. Да только Эвридика все плакала в Аду по своему возлюбленному, а Кай совсем забыл маленькую Герду, и бабушку, и розовые кусты, когда Королева поцеловала его во второй раз, - да у него и до этого сердце было наполовину ледяное! Нет, никуда он не хотел уходить от Снежной Королевы, ему нравилось складывать острые льдины так и сяк!
- Грустная история, - сказала старая советница, - у меня слезы наворачивались на глаза, пока я ее читала. А печальнее всего мне было, когда и Герда забыла своего Кая.
- Когда же это было? - воскликнула невеста молодого человека. - Я совсем такого не помню!
- Когда Герда попала к Женщине, Умевшей Колдовать.
- Да, припоминаю, - откликнулся молодой человек, - колдунья расчесала Герде волосы, и та забыла обо всем. Девочка провела у нее все лето среди прекрасных цветов, и только розы старушка спрятала от нее в землю, чтобы те не напомнили ей о Кае.
- Да только любовь всегда находит себе путь к памяти, - сказала старая советница, - и Герда отправилась дальше. А все равно это печальное место в книжке.
- Не печальнее, чем то, где Герда верит в смерть Кая, - воскликнула девушка, - я так волновалась, когда Герда повторяла: "Он умер!", "Он умер!". Хорошо, что ее светлая головка понимала язык цветов и птиц, а ее доброе сердечко поверило им, не то остался бы Кай навеки у Снежной Королевы!
- И цветов, и птиц, и реки! - подхватил советник. - Ведь Герда даже принесла реке в жертву свои красные башмачки, как маленькая язычница! Вообще наш сказочник уважал старину, уж сколько у него рассыпано по книжкам легенд, поверий и примет старой Дании! Но язычником он не был, а был добрым христианином, уж это точно!
- Да, это несомненно, - сказала советница. - Иначе и быть не может. Он ведь был умный человек.
- Такой умный, что в одну сказку мог вложить зачастую десяток историй! - сказал молодой человек. - Например, те истории, которые цветы в старушкином саду рассказывают маленькой Герде, - из каждой из них можно было сделать отдельную сказку, - да Ганс Христиан и сделал бы, если б захотел! А сколько сказок прячется среди строк "Последней жемчужины", и в "Старом ночном колпаке", и под "Могильной плитой"! Да, старый сказочник не жалел историй, вкладывал их одну в другую, как маленькую шкатулочку в шкатулку побольше, а иногда и маленькая шкатулочка сама оказывалась с секретиком.
- И красивыми же были его секретики, - сказала советница. - Все-то у него было в золоте и в серебре, в красном и синем бархате, в шелках да в жемчугах! По мне, так иногда даже слишком сильно все это блистало и резало глаза. Ну, да упрекать его грех: уж очень бедно сказочник провел свое детство, - так разве дурно, что своих героев он часто баловал красотой да роскошью, даже если это и выходило порой за рамки хорошего вкуса...
- Ах, не говорите этого! - воскликнула невеста молодого человека. - Я так часто мечтала над его книгами, что и я когда-нибудь буду спать в золотой кроватке на двадцати пуховиках! Уж мне бы горошина не помешала, будьте покойны, хоть мой предок и приходился когда-то родственником французскому коннетаблю! И я бы носила платья из чистого шелка, и красные башмачки, и жемчуг! Я была бы женою могущественного короля, и все, чего бы я ни пожелала...
- Да ведь его героям Богатство редко приносило счастье, а красные башмачки стоили кое-кому резвых ножек! - перебил ее обиженный жених. Девушка обиделась и замолчала, да так и молчала до самого конца разговора: ведь прости жениху грубость один раз - и он уж немедленно сядет тебе на голову!
- А все-таки история Герды - настоящая история античного героя, вернее, героини, - продолжал молодой человек, он был очень умный, хоть и не такой Богатый, как сказочный король. - Она ведь проходит долгий путь, эта девочка, преодолевает множество препятствий, а в пути меняет судьбы тех, кто ей повстречался, - и только к лучшему! Смотрите, и вороны получили новые милости от принца и принцессы, и Северный Олень освободился из разбойничьего плена и вернулся в свою родную Лапландию! А на обратном пути Герда и Кай встретили всех, кто им до этого помогал, и все помнили их и были рады новой встрече, а в город, из которого они ушли совсем юными, они вернулись взрослыми людьми! Разве не так всегда бывало в сказаниях о великих героях древности?
- Так, - ответила старая советница с улыбкой, - именно так. А только есть герои почище древних Богатырей, те, кто не держал тяжелого копья и не грозил мечом, а все-таки совершал великие подвиги, ибо на стороне их была самая великая в мире армия, непобедимая и могущественная, и вся она была в их сердце.
- Кто же это? - удивленно спросил молодой человек.
- Наши святые заступники, слуги нашего Господа Христа, - отвечала с улыбкой советница. - Ведь и Герде помогали не только люди и звери, ей помогал сам Господь Бог, потому что в сердце ее была чистая любовь и твердая вера. Когда на Герду летели армии из огромных снежных хлопьев, защищавшие замок Королевы, маленькая Герда прочла Отче Наш, да так истово, что Бог послал к ней целые сонмы ангелов, которые победили снежную армию, да еще и проводили Герду до самого дворца, согревая ее озябшие ножки! А когда страшные северные ветры пытались свалить ее с ног во дворце - к Господу обратилась Герда в молитве, и ветры улеглись, как побитые псы. Как ей было страшно, когда Кай не узнал ее в ледяном дворце - но святой псалом и горячие слезы вернули ей любовь Кая! Они вернулись в город взрослыми, любящими друг друга молодыми людьми, но были как дети, как и велел нам Иисус, и Иисус берег их, как своих детей. Потому что все мы - войско христово, и каждый из нас - христов воин, и маленькая Герда победила ледяную Королеву, как всегда свет христианский будет побеждать тьму язычества, хвала Господу нашему Иисусу Христу!
- Хвала Господу! - откликнулся старый советник. - Так, и только так.


- Так вот о чем думал старый сказочник, когда писал Снежную Королеву! - прочирикал воробей.
- Выходит так, - отвечала Фея Сочинительства. - Я и сама прослезилась, слушая слова старой советницы.
- Что же будет теперь? - спросил взволнованно горошек.
- Ах, - сказала фея, - трудно сказать. Старого сказочника уже нет, но ведь книжки его все читают и читают: авось они помогут и другим сказочникам, и те насочиняют историй не хуже.
- А та, которую любил старый сказочник, - что будет с ней? - спросил воробей.
- Не знаю, - сказала фея, - но она добрая женщина. Она наверняка будет молиться за сказочника, а молитва хорошей женщины чего-нибудь да стоит перед глазами Господа, не так ли?
- Ах, - подхватил горошек, - я тоже так думаю.
- Я точно это знаю, - тихо промолвила старая книга, шелестя листами. - Ведь я Библия.

Линор Горалик
1999


Многим из нас сказки Андерсена знакомы с детства. Почти все мы читали их, слышали в переложениях, видели мультфильмы по их мотивам.

Но для многих является открытием, что его сказки предназначены и взрослым и касаются таких важнейших вопросов нашего существования: кто мы? куда мы идем? что управляет нашей жизнью? в чем наш долг перед Богом? Эти сказки как на уроки для нашего сердца…

Девочка со спичками

Как холодно было в этот вечер! Шел снег, и сумерки сгущались. А вечер был последний в году - канун Нового года. В эту холодную и темную пору по улицам брела маленькая нищая девочка с непокрытой головой и босая. Правда, из дому она вышла обутая, но много ли было проку в огромных старых туфлях? Туфли эти прежде носила ее мать - вот какие они были большие,- и девочка потеряла их сегодня, когда бросилась бежать через дорогу, испугавшись двух карет, которые мчались во весь опор. Одной туфли она так и не нашла, другую утащил какой-то мальчишка, заявив, что из нее выйдет отличная люлька для его будущих ребят.

Вот девочка и брела теперь босиком, и ножки ее покраснели и посинели от холода. В кармане ее старенького передника лежало несколько пачек серных спичек, и одну пачку она держала в руке. За весь этот день она не продала ни одной спички, и ей не подали ни гроша. Она брела голодная и продрогшая и так измучилась, бедняжка!

Снежинки садились на ее длинные белокурые локоны, красиво рассыпавшиеся по плечам, но она, право же, и не подозревала о том, что они красивы. Изо всех окон лился свет, на улице вкусно пахло жареным гусем - ведь был канун Нового года. Вот о чем она думала!

Наконец девочка нашла уголок за выступом дома. Тут она села и съежилась, поджав под себя ножки. Но ей стало еще холоднее, а вернуться домой она не смела: ей ведь не удалось продать ни одной спички, она не выручила ни гроша, а она знала, что за это отец прибьет ее; к тому же, думала она, дома тоже холодно; они живут на чердаке, где гуляет ветер, хотя самые большие щели в стенах и заткнуты соломой и тряпками.

Ручонки ее совсем закоченели. Ах, как бы их согрел огонек маленькой спички! Если бы только она посмела вытащить спичку, чиркнуть ею о стену и погреть пальцы! Девочка робко вытянула одну спичку и... чирк! Как спичка вспыхнула, как ярко она загорелась! Девочка прикрыла ее рукой, и спичка стала гореть ровным светлым пламенем, точно крохотная свечечка.

Удивительная свечка! Девочке почудилось, будто она сидит перед большой железной печью с блестящими медными шариками и заслонками. Как славно пылает в ней огонь, каким теплом от него веет! Но что это? Девочка протянула ноги к огню, чтобы погреть их, - и вдруг... пламя погасло, печка исчезла, а в руке у девочки осталась обгорелая спичка.

Она чиркнула еще одной спичкой, спичка загорелась, засветилась, и когда ее отблеск упал на стену, стена стала прозрачной, как кисея. Девочка увидела перед собой комнату, а в пей стол, покрытый белоснежной скатертью и уставленный дорогим фарфором; на столе, распространяя чудесный аромат, стояло блюдо с жареным гусем, начиненным черносливом и яблоками! И всего чудеснее было то, что гусь вдруг спрыгнул со стола и, как был, с вилкой и ножом в спине, вперевалку заковылял по полу. Он шел прямо к бедной девочке, но... спичка погасла, и перед бедняжкой снова встала непроницаемая, холодная, сырая стена.

Девочка зажгла еще одну спичку. Теперь она сидела перед роскошной рождественской елкой. Эта елка была гораздо выше и наряднее той, которую девочка увидела в сочельник, подойдя к дому одного Богатого купца и заглянув в окно. Тысячи свечей горели на ее зеленых ветках, а разноцветные картинки, какими украшают витрины магазинов, смотрели на девочку. Малютка протянула к ним руки, но... спичка погасла. Огоньки стали уходить все выше и выше и вскоре превратились в ясные звездочки. Одна из них покатилась по небу, оставив за собой длинный огненный след.

"Кто-то умер", - подумала девочка, потому что ее недавно умершая старая бабушка, которая одна во всем мире любила ее, не раз говорила ей: "Когда падет звездочка, чья-то душа отлетает к Богу".

Девочка снова чиркнула о стену спичкой и, когда все вокруг осветилось, увидела в этом сиянии свою старенькую бабушку, такую тихую и просветленную, такую добрую и ласковую.

- Бабушка, - воскликнула девочка, - возьми, возьми меня к себе! Я знаю, что ты уйдешь, когда погаснет спичка, исчезнешь, как теплая печка, как вкусный жареный гусь и чудесная большая елка!

И она торопливо чиркнула всеми спичками, оставшимися в пачке, - вот как ей хотелось удержать бабушку! И спички вспыхнули так ослепительно, что стало светлее, чем днем. Бабушка при жизни никогда не была такой красивой, такой величавой. Она взяла девочку на руки, и, озаренные светом и радостью, обе они вознеслись высоко-высоко - туда, где нет ни голода, ни холода, ни страха, - они вознеслись к Богу.

Морозным утром за выступом дома нашли девочку: на щечках ее играл румянец, на губах - улыбка, но она была мертва; она замерзла в последний вечер старого года. Новогоднее солнце осветило мертвое тельце девочки со спичками; она сожгла почти целую пачку.
- Девочка хотела погреться, - говорили люди. И никто не знал, какие чудеса она видела, среди какой красоты они вместе с бабушкой встретили Новогоднее Счастье.

Ангел

Каждый раз, как умирает доброе, хорошее дитя, с неба спускается божий ангел, берет дитя на руки и облетает с ним на своих больших крыльях все его любимые места. По пути они набирают целый букет разных цветов и берут их с собою на небо, где они расцветают еще пышнее, чем на земле. Бог прижимает все цветы к своему сердцу, а один цветок, который покажется ему милее всех, целует; цветок получает тогда голос и может присоединиться к хору блаженных духов.

Все это рассказывал божий ангел умершему ребенку, унося его в своих объятиях на небо; дитя слушало ангела, как сквозь сон. Они пролетали над теми местами, где так часто играло дитя при жизни, пролетали над зелеными садами, где росло множество чудесных цветов.

- Какие же взять нам с собою на небо? - спросил ангел.

В саду стоял прекрасный, стройный розовый куст, но чья-то злая рука надломила его, так что ветви, усыпанные крупными полураспустившимися бутонами, почти совсем завяли и печально повисли.

- Бедный куст! - сказало дитя.- Возьмем его, чтобы он опять расцвел там, на небе.

Ангел взял куст и так крепко поцеловал дитя, что оно слегка приоткрыло глазки. Потом они нарвали еще много пышных цветов, но, кроме них, взяли и скромный златоцвет и простенькие анютины глазки.

- Ну вот, теперь и довольно! - сказал ребенок, но ангел покачал головой и они полетели дальше.

Ночь была тихая, светлая; весь город спал, они пролетали над одной из самых узких улиц. На мостовой валялись солома, зола и всякий хлам: черепки, обломки алебастра, тряпки, старые донышки от шляп, словом, все, что уже отслужило свой век или потеряло всякий вид; накануне как раз был день переезда.

И ангел указал на валявшийся среди этого хлама разбитый цветочный горшок, из которого вывалился ком земли, весь оплетенный корнями большого полевого цветка: цветок завял и никуда больше не годился, его и выбросили.

- Возьмем его с собой! - сказал ангел.- Я расскажу тебе про этот цветок, пока мы летим!

И ангел стал рассказывать.

- В этой узкой улице, в низком подвале, жил бедный больной мальчик. С самых ранних лет он вечно лежал в постели; когда же чувствовал себя хорошо, то проходил на костылях по своей каморке раза два взад и вперед, вот и все. Иногда летом солнышко заглядывало на полчаса и в подвал; тогда мальчик садился на солнышке и, держа руки против света, любовался, как просвечивает в его тонких пальцах алая кровь; такое сидение на солнышке заменяло ему прогулку. О Богатом весеннем уборе лесов он знал только потому, что сын соседа приносил ему весною первую распустившуюся буковую веточку; мальчик держал ее над головой и переносился мыслью под зеленые буки, где сияло солнышко и распевали птички. Раз сын соседа принес мальчику и полевых цветов, между ними был один с корнем; мальчик посадил его в цветочный горшок и поставил на окно близ своей кроватки. Видно, легкая рука посадила цветок: он принялся, стал расти, пускать новые отростки, каждый год цвел и был для мальчика целым садом, его маленьким земным сокровищем. Мальчик поливал его, ухаживал за ним и заботился о том, чтобы его не миновал ни один луч, который только пробирался в каморку. Ребенок жил и дышал своим любимцем, ведь тот цвел, благоухал и хорошел для него одного. К цветку повернулся мальчик даже в ту последнюю минуту, когда его отзывал к себе господь Бог... Вот уже целый год, как мальчик у Бога; целый год стоял цветок, всеми забытый, на окне, завял, засох и был выброшен на улицу вместе с прочим хламом. Этот-то бедный, увядший цветок мы и взяли с собой: он доставил куда больше радости, чем самый пышный цветок в саду королевы.

- Откуда ты знаешь все это? - спросило дитя.

- Знаю! - отвечал ангел.- Ведь я сам был тем бедным калекою мальчиком, что ходил на костылях! Я узнал свой цветок!

И дитя широко-широко открыло глазки, вглядываясь в прелестное, радостное лицо ангела. В ту же самую минуту они очутились на небе у Бога, где царят вечные радость и блаженство. Бог прижал к своему сердцу умершее дитя - и у него выросли крылья, как у других ангелов, и он полетел рука об руку с ними. Бог прижал к сердцу и все цветы, поцеловал же только бедный, увядший полевой цветок, и тот присоединил свой голос к хору ангелов, которые окружали Бога; одни летали возле него, другие подальше, третьи еще дальше, и так до бесконечности, но все были равно блаженны. Все они пели - и малые, и большие, и доброе, только что умершее дитя, и бедный полевой цветочек, выброшенный на мостовую вместе с сором и хламом.