Чт, 25 April

Обновлено:12:07:01 AM GMT

Премудрость и знание чистое
  •  
Вы здесь: Культура Разное Гений и его шедевры
Это тайна из тайн, и она никогда не будет раскрыта. Она навсегда останется окутанной множеством завес. Мы лишь попытаемся приподнять одну из них.

Поставим вопрос так: каким образом в мозгу человека рождается мысль? музыкальная фраза? стихотворная строка? математическая формула? философская идея?

Сами творцы не в состоянии объяснить этого. Но все они отмечают: то, что становится потом художественным произведением, достижением науки, прорывом в философии, приходит само. "Это совершалось в каком-то приятном сне", — говорил Рафаэль о своем творчестве; Моцарт рассказывал, что его музыка возникала в нем "невольно, точно в прекрасном, очень отчетливом сне". А Гете признавался: "Так как я написал это сочинение ("Страдания молодого Вертера") довольно бессознательно, подобно лунатику, то я сам изумился ему, когда приступил к его обработке".

Любопытная деталь: для многих художников толчком к созданию произведения стали видения. Русский живописец И.Н.Крамской (1837—1887) во время работы над картиной "Христос на распутье" много думал, молился, страдал и "вдруг увидел фигуру, сидящую в глубоком раздумье".

На этот счет вообще есть немало признаний и свидетельств. Одно из них находим у Мопассана. Он работал за письменным столом, как вдруг дверь его кабинета отворилась и в комнату вошла его собственная фигура, села напротив него, опустив голову на руку, и начала диктовать ему, что писать. Когда он закончил и встал, видение исчезло.

Подобные свидетельства позволяют с большой вероятностью предположить, что само творчество — "творческий акт" — проходит на бессознательном уровне, а потом наступает озарение, но почва для него подготавливается годами упорного труда: это "инкубационный период", в течение которого зреет решение заложенной проблемы. Многие находят его во время сна. Яркий пример тому — периодическая система элементов, увиденная Д.И.Менделеевым во сне, — после того, как в реальной жизни им была проделана гигантская подготовительная работа.

Исследователь феномена творчества писатель Артур Кестлер называет упомянутый "инкубационный период" бунтом против притеснений, то есть "временным освобождением от тирании вербальных понятий, от аксиом и предубеждений, пронизывающих самое строение специализированных способов мышления".

По Кестлеру "акт творения" —есть прорыв подсознания в сознание. Барьер между двумя этими уровнями может быть преодолен во время сна, в болезненном или лихорадочном состояниях, в момент алкогольного или наркотического опьянения, в состоянии экстаза, в том числе и религиозного.

Биографии людей, оставивших свой след в науке и искусстве, изобилуют сообщениями о таких "актах творения", когда делаются открытия, создаются произведения как бы помимо воли их авторов.

Английский поэт Колридж (1772—1834) заснул при чтении путевых заметок Пургаса, и во время этого сна, длившегося три часа, к нему пришли более 200 стихов, которые он, проснувшись, поспешно записал.

Итальянскому композитору Дж.Тартини (1692—1770) явился во сне Дьявол и с высочайшим мастерством сыграл ему сонату. Пробудившись, Дж.Тартини записал ее и назвал  "Трель Дьявола".

А.С.Грибоедов (1795—1829), будучи в Персии в 1821 году, скучал по Петербургу, Москве, своим друзьям, родным и знакомым, мечтал о театре, который любил страстно. Однажды ему приснился сон, что он в кругу друзей рассказывает о комедии, будто бы написанной им, и даже читает некоторые места из нее. Утром он набросал план "Горя от ума" и, "вспомнив" то, что произносил во сне, сочинил несколько сцен первого акта.

Рихард Шуман (1810—1856) получил во сне от Франца Шуберта (1797—1828) мажорную тему в тональности си-бемоль, которую включил в одно из своих сочинений.

А.К.Толстой (1817—1875) оставил нам такое свидетельство: "Во время моей болезни... я как-то ночью принялся писать маленькое стихотворение, которое мне пришло голову. Я уже написал почти страницу, как вдруг мои мысли смутились и я потерял сознание. Пришедши в себя, я хотел прочесть то, что я написал.

Бумага лежала передо мной, карандаш тоже, ничего в обстановке, окружавшей меня, не изменилось, а вместе с тем я не узнал ни слова в моем стихотворении. Я начал искать, переворачивать все мои бумаги и не находил моего стихотворения. Пришлось признать, что я писал бессознательно, а вместе с тем мною овладела какая-то мучительная боль, которая состояла в том, что непременно хотел вспомнить что-то, хотел удержать какую-то убегающую от меня мысль. Это мучительное состояние становилось так сильно, что я пошел будить мою жену, она велела будить доктора, который велел мне сейчас же положить льду на голову и горчичников к ногам, и тогда равновесие установилось. Стихотворение, которое я написал совершенно бессознательно, — недурно и напечатано в "Вест(нике) Европы". Во всяком случае, это явление довольно странное. Три раза в моей жизни я переживал это чувство... очень тяжелое и даже страшное. В том, что я написал, есть какого-то рода предчувствие близкой смерти". Через восемь дней А.К.Толстой скончался.

В биографии А.Н.Скрябина (1871—1915) есть свидетельство того, что у него периодам "взрыва" творчества, создания лучших произведений всегда предшествовала истерия. Тетушка А.Н.Скрябина в письме к Беляеву от 25 января 1897 года пишет о нервных припадках, которые бывают  у ее племянника перед появлением новых музыкальных мыслей: "Припадок произошел ночью, сначала он совсем похолодел, и я решительно не знала, чем его согреть, порой у него что-то делалось с сердцем, а главное — с головой, я даже не пойму, говорил, что боли нет никакой, а между тем только и успокаивался, когда я ему держала голову крепко руками. Все это кончилось к утру горькими слезами или истерикой, после чего он утих, но не заснул ни на секунду. И так он пролежал до четырех часов вечера в полном изнеможении".

Вечером после уговоров тетушки встать и выйти на воздух Скрябин отправился к своим знакомым Шлецер и там "играл весь вечер, и, как говорят, давно так хорошо не играл, как в этот вечер". Далее Скрябина пишет: "Относительно появления на свет чего-то нового я не ошиблась. Только вернулся он в этот вечер от Шлецер, сейчас же уселся за рояль, забыл обещание невесте ложиться раньше спать, играл, правда, очень тихо, и до которого часу, уж не знаю. Я и сама заснула часа в четыре, а он все еще играл. И вот с тех пор пошло, сидит опять все ночи, да и днем перестал учить свой концерт и все что-то играет с такой сияющей и блаженной физиономией, что я сегодня уже его спросила, не народилось ли у него что-нибудь новенькое, он мне ответил утвердительно, и говорит, что выходит что-то очень уж хорошее, да и по лицу его вижу, что он блаженствует".

А вот что пишет на эту тему Гектор Берлиоз (1803—1869): "При звуках некоторых музыкальных произведений мне кажется, что душа моя расширяется; я испытываю неземное блаженство, которого не могут разрушить никакие мудрствования разума; привычка к анализу вызывает затем уже сама по себе восхищение, душевные переживания, растущие в прямом соотношении к силе и величию идей композитора, порождают вскоре странное волнение в крови, пульс начинает биться сильнее, слезы, обыкновенно предвещающие прекращение пароксизма, часто влекут за собой еще более сильный припадок. В таком случае наступает болезненное сокращение мускулов, дрожь во всех членах, полное онемение рук и ног, частичный паралич лицевых и слуховых нервов, я ничего не вижу, плохо слышу... Головокружение... отчасти потеря сознания".

А.С.Даргомыжский (1813—1869) пишет по поводу сочинения оперы "Каменный гость": "При нервическом моем состоянии у меня расходилась творческая жилка, как бывало в молодости. Это в самом деле странное явление: сидя за фортепьяно, больной и сгорбленный, я в пять дней продвинул моего "Каменного гостя", как здоровый и в два месяца бы не продвинул".

У Рихарда Вагнера (1813—1883) инфекционная болезнь, сопровождавшаяся физическим и нервным истощением, вызвала творческий прилив. Пребывая в сумеречном состоянии, он создал прелюдию к драме "Золото Рейна". Во время острой болезни Вальтер Скотт (1771—1832) продиктовал роман "Айвенго". Выздоровев, он не сохранил о нем ни малейшего воспоминания, за исключением основной идеи романа, задуманной еще до болезни.

Нередко прилив творчества приходит к человеку в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. И многие известные талантливые люди сознательно прибегали к этому средству...

Поэт и композитор Э.Гофман (1776—1822) мог творить исключительно в состоянии алкогольного опьянения. При этом достигал невиданной виртуозности. Нет, нет, он не был вульгарным пьяницей, но он сознательно делал самые различные смеси из алкогольных напитков, чтобы вызвать "приступ" творчества.

Эдгар По (1809—1849) тоже шел по этому пути. Вся фантастика его произведений — результат вдохновения, вызванного алкоголем.

У Мопассана (1850—1893), по собственному его признанию, есть если не целые произведения, то отдельные страницы, написанные под влиянием наркотиков, например, отдельные места в повести "На воде". Наркотические средства Мопассан стал употреблять в борьбе с невралгиями и мало-помалу пристрастился к ним. Действие эфира он описывает так: "То не сон, не грезы, не болезненные видения... то — необыкновенное обострение мышления, новая манера видеть вещи, судить и оценивать жизнь, сопровождаемое полной уверенностью в том, что эта манера и есть истинная".

Как не вспомнить тут Ф.М.Достоевского, одну из страниц его "Идиота", где есть такие слова: "...Высочайшая жизнь обязана только болезни, только разрыву нормального бытия; и если так, то жизнь нормальная не есть высшая, наоборот, жизнь низшего порядка".

То, что одаренные люди имеют свои странности, ни для кого не секрет. Для биографов такие "странности" — яркая деталь для характеристики их персонажей, для обывателей — предмет насмешек и пересудов, для ученых — материал для исследований. В самом деле, почему умные, талантливые люди перед тем, как приступить к работе, нередко совершают какой-нибудь нелепый ритуал?

Рихард Вагнер во время сочинения раскладывал на стульях и вообще на мебели куски яркой шелковой материи и периодически ощупывал их. Он окружал себя пышной роскошью — это давало ему внешний импульс к композиции.

Фридрих Шиллер во время "приступов" творчества клал на стол гнилые яблоки.

Иосиф Гайдн возбуждал себя блестящим предметом, рассматривая алмаз на кольце своего пальца. Без этого кольца музыка к нему "не приходила".

Виктор Гюго не мог работать, не имея перед собой своей бронзовой собачки.

У Гейне музыка вызывала особое настроение, вдохновляя его к поэтическому творчеству.

П.И.Чайковский нуждался в полном уединении и тишине (тут, впрочем, нет никакой странности).

Вальтер Скотт предпочитал работать в окружении детей, играющих в шумные игры.

Шарлотта Бронте постоянно отвлекалась от писания и отправлялась на кухню чистить картошку, возвращаясь к письменному столу с новым приливом творческих сил.

Эмиль Золя на время работы привязывал себя к стулу.Гете признавался, что предпочитает писать карандашом, так как скрип и брызги пера выводят его из состояния ясновидящего творчества и в зародыше уничтожают задуманное произведение.

Альфред Мюссе слагал свои стихи при торжественных свечах и в полном одиночестве за столом, на котором стояло два прибора — для него и его милой воображаемой женщины, которая должна вот-вот прийти и разделить с ним ужин.

Монтескье перед тем, как сесть писать, надевал свежие манжеты.Глюк приступал к работе в старательно выбранном платье, а рояль выставлял под палящее солнце. Именно в таком антураже он сочинил оперы "Ифигения в Авлиде" и "Ифигения в Тавриде".

И.С.Тургенев признавался Г.Флоберу: "Я работаю по-настоящему только тогда, когда у меня бессонница".

Аристотель мог творчески работать на ходу, поэтому он всегда со своими учениками двигался, отчего его школа получила название "перипатетиков" (от греческого "peripateo" — прогуливаюсь).

Немецкий философ Иммануил Кант приводит пример из английского журнала "Spectator": один адвокат имел привычку, произнося речи, наматывать на палец веревочку. Однажды он потерял ее и запутался в ходе своей аргументации.

Что кроется за этими "странностями"? Быть может, это еще один — нетрадиционный — способ преодолеть барьер между подсознанием и сознанием?

Психологи выделяют два типа одаренных людей, два полюса гениальности, между которыми лежит гамма постепенного перехода: гении "от Бога" и гении "от себя".

Гении "от Бога", как правило, выделяются своими способностями уже с детских лет, их обязательное трудолюбие сливается с непроизвольным творческим импульсом, составляющим самую основу их психической жизни. Таковы Моцарт, Рафаэль, Пушкин.

У гениев "от себя" развитие медленное, иногда запоздалое. Таковы Ломоносов, Ван-Гог, Вагнер, овладевший нотным письмом лишь в двадцать лет. Многие из этих людей в детстве и юности производили впечатление малоспособных. Джеймс Уатт, Дж.Свифт в детстве вообще считались бездарными. Ньютону не давалась школьная математика. Карлу Линнею прочили "карьеру" сапожника. А Чарльзу Дарвину отец говорил, что он "будет позором семьи".

Гениев "от себя" объединяет одно общее качество. Яростная жажда знаний и деятельности, феноменальная работоспособность. Стремясь к намеченной цели, они преодолевали свои физические и психические недуги, работали на пределе сил. Что заставляло их упорно двигаться вперед? Быть может, смутное чувство нераскрытых возможностей?  Но есть и другой вариант объяснения. Не исключено, что эти люди и в самом деле были заурядными личностями до определенного момента, когда произошло событие, не зафиксированное биографами в силу его кажущейся незначительности. А после него в них пробудился талант или необыкновенный дар. В истории известны такие случаи.

Так, Макарий, митрополит Московский, был болезненным ребенком, совершенно не способным к учебе. Однажды в семинарии во время игры ему разбили камнем голову. И что же? Оправившись от раны, Макарий стал проявлять блестящие способности и в дальнейшем прославился как видный церковный деятель и писатель.

Поэт Константин Бальмонт рассказывает в автобиографии, что, решив покончить с собой, выбросился из окна третьего этажа, но остался жив, пролежал в постели год, и после этого у него случился "небывалый расцвет умственного возбуждения и жизнерадостности".

Эмиль Золя в 19 лет, как он сам пишет, заболел и чуть не умер от воспаления мозга. "Я часто думал, что эта болезнь оказала громадное влияние на характер и всю мою дальнейшую жизнь, и может быть, изменила самый мозг, даже повела к развитию известных талантов". Складывается впечатление, что физическая или психическая травма производит в сознании человека сдвиг, который делает его гениальным и даже порой открывает ему доступ в сферы так называемого Высшего
Разума (феномен некоторых ясновидящих). Разумеется, явление это крайне редкое, иначе, при огромном количестве случающихся ежеминутно травм, мы жили бы в мире гениев. Очевидно, тут должны иметь место еще какие-то — неизвестные пока — факторы, заложенные в конкретном человеке или в характере и особенностях травмы, или в комбинации, причем редчайшей, того и другого и чего-то еще...

Кто знает? Да и надо ли знать? Просто всегда любопытно узнать еще какую-то подробность из жизни гениев. И, конечно, прав Гете: "Все, что создает гений, создает бессознательно, и никакое гениальное творение не может быть усовершенствовано простым размышлением, но сам гений, продолжительно размышляя, может подняться до такой высоты, чтобы создать совершенные творения".

"Наука и Религия"

Просмотров: 3238