Верующие женщины Godwomen.org

Происхождение Евангелия от Луки и Книги Деяний.

Ни свидетельство Предания, ни внутренние данные не позволяют приурочить писания Луки — Третье Евангелие и Книгу Деяний Апостольских — к определенной точке христианского мира и установить более или менее безошибочно время их составления.

Одно можно утверждать с несомненностью: писания Луки возникли после 70 г. и ранее Иоанновых писаний, связанных с Ефесским центром в последние годы I столетия. Поэтому в плане Истории Апостольского Века, обозрение писаний Луки естественно следует за главою, посвященной Риму, и предшествует последней главе, в которой будет идти речь об Ефесе.

По преданию Церкви, с которым мы встречаемся у писателей II века, Третье Евангелие и Деян. были составлены Лукою, спутником и сотрудником ал. Павла, врачом по профессии. В писаниях ап. Павла Лука назван по имени во 2Тимофею 4:10 "Ибо Димас оставил меня, возлюбив нынешний век, и пошел в Фессалонику, Крискент в Галатию, Тит в Далматию; один Лука со мною".

Из этих указаний вытекает, что Лука был вместе с Павлом во время его Римских уз -и первых и вторых. Но главный текст, в котором упоминается Лука, есть свидетельство Колоссянам 4:14 - Павел его именует врачом возлюбленным: "Приветствует вас Лука, врач возлюбленный, и Димас".

Не исключена возможность, что возлюбленный, означая тесную связь между Павлом и Лукою, именно, как врачом, позволяет видеть в Луке личного врача ап. Павла, которого он, в качестве такового, и сопровождал. Ап. Павел, как мы знаем, был человек больной и в врачебной помощи мог нуждаться постоянно.

Свидетельство Предания подтверждается изучением писаний Луки. Формы первого лица, встречающиеся в повествовании Деяний о путешествиях апостола Павла показывают что мы имеем дело с отчетом очевидца:

Луки 16:10-17 "Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше? Никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне. Слышали все это и фарисеи, которые были сребролюбивы, и они смеялись над Ним. Он сказал им: вы выказываете себя праведниками пред людьми, но Бог знает сердца ваши, ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом. Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него. Но скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадет";

Луки 20:5-15 "Они же, рассуждая между собою, говорили: если скажем: с небес, то скажет: почему же вы не поверили ему? а если скажем: от человеков, то весь народ побьет нас камнями, ибо он уверен, что Иоанн есть пророк. И отвечали: не знаем откуда. Иисус сказал им: и Я не скажу вам, какою властью это делаю. И начал Он говорить к народу притчу сию: один человек насадил виноградник и отдал его виноградарям, и отлучился на долгое время; и в свое время послал к виноградарям раба, чтобы они дали ему плодов из виноградника; но виноградари, прибив его, отослали ни с чем. Еще послал другого раба; но они и этого, прибив и обругав, отослали ни с чем. И еще послал третьего; но они и того, изранив, выгнали. Тогда сказал господин виноградника: что мне делать? Пошлю сына моего возлюбленного; может быть, увидев его, постыдятся. Но виноградари, увидев его, рассуждали между собою, говоря: это наследник; пойдем, убьем его, и наследство его будет наше. И, выведя его вон из виноградника, убили. Что же сделает с ними господин виноградника?";

Луки 21:1-18 ""Взглянув же, Он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу; увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты, и сказал: истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар Богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела. И когда некоторые говорили о храме, что он украшен дорогими камнями и вкладами, Он сказал: 6 придут дни, в которые из того, что вы здесь видите, не останется камня на камне; все будет разрушено. И спросили Его: Учитель! когда же это будет? и какой признак, когда это должно произойти? Он сказал: берегитесь, чтобы вас не ввели в заблуждение, ибо многие придут под именем Моим, говоря, что это Я; и это время близко: не ходите вслед их. Когда же услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь, ибо этому надлежит быть прежде; но не тотчас конец. Тогда сказал им: восстанет народ на народ, и царство на царство; будут большие землетрясения по местам, и глады, и моры, и ужасные явления, и великие знамения с неба. Прежде же всего того возложат на вас руки и будут гнать [вас], предавая в синагоги и в темницы, и поведут пред царей и правителей за имя Мое; будет же это вам для свидетельства. Итак положите себе на сердце не обдумывать заранее, что отвечать, ибо Я дам вам уста и премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все, противящиеся вам. Преданы также будете и родителями, и братьями, и родственниками, и друзьями, и некоторых из вас умертвят; и будете ненавидимы всеми за имя Мое, но и волос с головы вашей не пропадет.

Кроме того, анализ языка Луки и Деяний, предпринятый современными учеными, привел их к убеждению, что писания Луки в целом были составлены тем же лицом, которому принадлежит путевой дневник, нашедший место в Деяниях 16-28 "Но Павел возгласил громким голосом, говоря: не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь.".

Эти же исследования показали, что составитель Луки и Деяний пользовался медицинскими терминами. В греческом подлиннике болезнь, которою страдал отец Публия на Мальте (сравните Деяния 28:8 "Отец Публия лежал, страдая горячкою и болью в животе; Павел вошел к нему, помолился и, возложив на него руки свои, исцелил его"), определяется, как дизентерия (русский перевод: боль в животе), а в Луки 18:25 ("ибо удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие") для обозначения иглы в образе игольных ушей употреблен термин trh,matoj belo,nhj, которым называлась хирургическая игла.

Медицинская терминология в Луки и Деяниях может объясняться медицинским образованием и профессией их составителя.

Прошлое Луки нам неизвестно. В прологе Евангелия Луки 1:1-4 он противополагает себя тем, которые служили делу благовестия ("слову") с самого начала: "Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен".

Он не был непосредственным учеником Христовым, и для отожествления его с одним из семидесяти учеников , которым Господь поручил приготовить Его последний путь (Луки 10:1, 17 "После сего избрал Господь и других семьдесят [учеников], и послал их по два пред лицем Своим во всякий город и место, куда Сам хотел идти. Семьдесят [учеников] возвратились с радостью и говорили: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем"), или с неназванным по имени спутником Клеопы на дороге в Еммаус (Луки 24:13 "В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус"), не имеется оснований.

Лука уверовал впоследствии. Некоторые древние тексты связывают Луку с Антиохией. Если их свидетельство отвечает действительности, его обращение может подразумеваться в общем указании Деяния 11:20 "Были же некоторые из них Кипряне и Киринейцы, которые, придя в Антиохию, говорили Еллинам, благовествуя Господа Иисуса".

Лука по своему происхождению, был, несомненно, язычник. В Колоссянам 4:10-11"Приветствует вас Аристарх, заключенный вместе со мною, и Марк, племянник Варнавы - о котором вы получили приказания: если придет к вам, примите его, - также Иисус, прозываемый Иустом, оба из обрезанных. Они - единственные сотрудники для Царствия Божия, бывшие мне отрадою". Аапостол Павел ясно говорит, что из тех сотрудников, которые были с ним, когда он составлял послание, только Аристарх, Марк и Иисус-Иуст были из обрезанных . Значит, Лука, Колоссянам 4:14 "Приветствует вас Лука, врач возлюбленный, и Димас." к обрезанным не принадлежал. Это одно уже доказывает, что он не мог быть в числе Семидесяти учеников, см. Луки 10. Мы не знаем среди учеников Христовых, особенно же, исполнявших Его ответственные поручения, людей не Моисеева закона.

Как язычник по происхождению, Лука был человек эллинистической культуры. Его горизонт не замыкался в тесных географических пределах Палестины.

Интересная подробность: Галилейское или Тивериадское море (Матфея4:18 "Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы", Матфея 8:24 "И вот, сделалось великое волнение на море, так что лодка покрывалась волнами; а Он спал", Марка 1:16, 3:7 "Проходя же близ моря Галилейского, увидел Симона и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы. Но Иисус с учениками Своими удалился к морю; и за Ним последовало множество народа из Галилеи, Иудеи"и Иоанна 6:1, 21:1 "После сего пошел Иисус на ту сторону моря Галилейского, [в] [окрестности] Тивериады. После того опять явился Иисус ученикам Своим при море Тивериадском")один Лука называет его точным географическим термином: "озеро" (Геннисаретское: Луки 5:1, 8:22 "Однажды, когда народ теснился к Нему, чтобы слышать слово Божие, а Он стоял у озера Геннисаретского. В один день Он вошел с учениками Своими в лодку и сказал им: переправимся на ту сторону озера..."и др.).

По вопросу о времени и месте составления писаний Луки, как уже было сказано, древние писатели не дают согласного ответа. Чаще других стран называется Греция (Ахаия). Но это мнение, далеко не всеобщее, еще более нуждается в проверке, чем приурочение Мк. к Риму. Из дальнейшего будет ясно, что доступные нам средства проверки позволяют говорить о той среде, в которой возникли писания Луки, но не допускают точных географических определений.

Открывающийся перед вами путь есть путь косвенных заключений. И Луки, и Деяния посвящены Феофилу:

Луки 1:3 "то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил";
Деяния 1:1 "то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил".

О Феофиле мы знаем только то, что Лука свои писания посвятил ему. Древние писатели к этим сведениям не прибавляют ничего достоверного. Видеть в Феофиле лицо символическое (Боголюб) нам не позволяет наименование kratiste, которым имя Феофила сопровождается в Луки 1:3 "то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил". Русский перевод: "Достопочтенный," должен быть признан слишком общим. Kratiste есть титул высокого должностного лица (сравните Деяния 23:26 "Клавдий Лисий достопочтенному правителю Феликсу - радоваться"). Как таковой, его надо было бы переводить: Ваше Превосходительство. В качестве высокого должностного лица, Феофил должен был быть язычник — обращенный или обращавшийся ко Христу.

В науке было высказано мнение, что обращение Феофила совершилось после посвящения ему Евангелия, но ранее написания Деяний где имя Феофила уже не имеет при себе титула. Вопрос, неизбежно, остается открытым. С посвящением писаний Луки Феофилу, может быть, надо поставить в связь и ту апологетическую заботу, которая в них иногда чувствуется. В Евангелии от Луки она слышится в 20:20 "И, наблюдая за Ним, подослали лукавых людей, которые, притворившись благочестивыми, уловили бы Его в каком-либо слове, чтобы предать Его начальству и власти правител".

Лукавые люди искали повода предать Иисуса "начальству и власти правителя." Сам Иисус повода не подавал. В истории Страстей мы улавливаем эту ж заботу в повествовании и суде Пилата - глава 23: и явная недобросовестность обвинения (Луки 23:2 "и начали обвинять Его, говоря: мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем"), и благоприятная экспертиза Ирода, и собственное убеждение Пилата (стихи 14,15,22 "и блажен будешь, что они не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных. Услышав это, некто из возлежащих с Ним сказал Ему: блажен, кто вкусит хлеба в Царствии Божием! И сказал раб: господин! исполнено, как приказал ты, и еще есть место"), говорят об отсутствии политического преступления.

Та же мысль о политической лояльности — уже не Иисуса, а Его учеников, в частности, Павла — несомненно, стоит за повествованием Деяний:

о выступлении властей в Фессалонике:
Деяния 17:5-9 "Но неуверовавшие Иудеи, возревновав и взяв с площади некоторых негодных людей, собрались толпою и возмущали город и, приступив к дому Иасона, домогались вывести их к народу. Не найдя же их, повлекли Иасона и некоторых братьев к городским начальникам, крича, что эти всесветные возмутители пришли и сюда, а Иасон принял их, и все они поступают против повелений кесаря, почитая другого царем, Иисуса. И встревожили народ и городских начальников, слушавших это. Но [сии], получив удостоверение от Иасона и прочих, отпустили их";

о суде Галлиона в Коринфе:
Деяния 18:12-17 "Между тем, во время проконсульства Галлиона в Ахаии, напали Иудеи единодушно на Павла и привели его пред судилище, говоря, что он учит людей чтить Бога не по закону. Когда же Павел хотел открыть уста, Галлион сказал Иудеям: Иудеи! если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушать вас, но когда идет спор об учении и об именах и о законе вашем, то разбирайте сами; я не хочу быть судьею в этом. И прогнал их от судилища. А все Еллины, схватив Сосфена, начальника синагоги, били его перед судилищем; и Галлион нимало не беспокоился о том";

о мятеже в Ефесе:
Деяния 19:35-40 "Блюститель же порядка, утишив народ, сказал: мужи Ефесские! какой человек не знает, что город Ефес есть служитель великой богини Артемиды и Диопета? Если же в этом нет спора, то надобно вам быть спокойными и не поступать опрометчиво. А вы привели этих мужей, которые ни храма Артемидина не обокрали, ни богини вашей не хулили. Если же Димитрий и другие с ним художники имеют жалобу на кого-нибудь, то есть судебные собрания и есть проконсулы: пусть жалуются друг на друга. А если вы ищете чего-нибудь другого, то это будет решено в законном собрании. Ибо мы находимся в опасности - за происшедшее ныне быть обвиненными в возмущении, так как нет никакой причины, которою мы могли бы оправдать такое сборище. Сказав это, он распустил собрание" - сравните упоминание, Деяния 19:31 "Также и некоторые из Асийских начальников, будучи друзьями его, послав к нему, просили не показываться на зрелище", асиархов, друзей Павла);

и, в особенности, об узах Павла в Иерусалиме и в Кесарии:
Деяния 21-26 "Тогда Павел, взяв тех мужей и очистившись с ними, в следующий день вошел в храм и объявил окончание дней очищения, когда должно быть принесено за каждого из них приношение",
сравните особенно
Деяния 23:29 "и нашел, что его обвиняют в спорных мнениях, касающихся закона их, но что нет в нем никакой вины, достойной смерти или оков",
Деяния 25:18, 25 "Обступив его, обвинители не представили ни одного из обвинений, какие я предполагал; Но я нашел, что он не сделал ничего, достойного смерти; и как он сам потребовал суда у Августа, то я решился послать его [к нему",

Деяния 26:31-32 "и, отойдя в сторону, говорили между собою, что этот человек ничего, достойного смерти или уз, не делает. И сказал Агриппа Фесту: можно было бы освободить этого человека, если бы он не потребовал суда у кесаря. Посему и решился правитель послать его к кесарю".

Лука не упускает случая засвидетельствовать, устами языческих властей, лояльность Павла. Эта забота, вероятно, говорит об особых условиях эпохи начавшихся гонений.

Никаких выводов о месте составления писаний Луки из этих наблюдений не вытекает. Современные ученые нередко высказывались в пользу составления писаний Луки в Риме, где Лука провел немалое время с ап. Павлом. Но если Лука использовал Мк., остается непонятным, почему он опустил — для Римских читателей! — упоминание Александра и Руфа в повествовании о Страстях, сравните Луки 23:26 "И когда повели Его, то, захватив некоего Симона Киринеянина, шедшего с поля, возложили на него крест, чтобы нес за Иисусом" и Марка 15:21 "И заставили проходящего некоего Киринеянина Симона, отца Александрова и Руфова, идущего с поля, нести крест Его".

Другие исследователи склонялись мыслью в пользу Ефеса, но не исключали и Ахаию, поскольку на нее могло распространяться влияние Ефесского Центра. Соображения, которые приводятся в обоснование этого мнения, заслуживают внимания, но вопроса не решают. Если бы это мнение было доказано, не только Иоанновские писания, но и писания Луки были бы связаны с Ефесским центром, и нам не пришлось бы говорить о пробеле в его истории от начала семидесятых до половины девяностых годов. Но где бы ни возникли писания Луки, несомненно, что их первые читатели были христиане из язычников, а, может быть, и шире, язычники, обращавшиеся в христианство. К таковым, как мы видели, мог принадлежать и сам Феофил. Это общее суждение о языческой среде, для которой предназначались писания Луки, подтверждается целым рядом наблюдений. Если Лука использовал Мф. и Мк., мы неизбежно приходим к заключению, что он сознательно опустил те эпизоды, которые могли быть оскорбительны для язычников.

Сюда относится, в первую очередь, рассказ о жене-язычнице, которой Господь сказал жёсткие слово о детях и псах:
Матфея 15:22-28 "И вот, женщина Хананеянка, выйдя из тех мест, кричала Ему: помилуй меня, Господи, сын Давидов, дочь моя жестоко беснуется. Но Он не отвечал ей ни слова. И ученики Его, приступив, просили Его: отпусти ее, потому что кричит за нами. Он же сказал в ответ: Я послан только к погибшим овцам дома Израилева. А она, подойдя, кланялась Ему и говорила: Господи! помоги мне. Он же сказал в ответ: нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она сказала: так, Господи! но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. Тогда Иисус сказал ей в ответ: о, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь ее в тот час",
Марка 7:25-30 "Ибо услышала о Нем женщина, у которой дочь одержима была нечистым духом, и, придя, припала к ногам Его; а женщина та была язычница, родом сирофиникиянка; и просила Его, чтобы изгнал беса из ее дочери. Но Иисус сказал ей: дай прежде насытиться детям, ибо нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам. Она же сказала Ему в ответ: так, Господи; но и псы под столом едят крохи у детей. И сказал ей: за это слово, пойди; бес вышел из твоей дочери. И, придя в свой дом, она нашла, что бес вышел и дочь лежит на постели.".

Не менее знаменательно, что Лука поставил в начале Евангельской истории рассказ о проповеди Иисуса в Назаретской синагоге, Луки 4:16-30 "И пришел в Назарет, где был воспитан, и вошел, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу, и встал читать. 17 Ему подали книгу пророка Исаии; и Он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано: 18 Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу, 19 проповедывать лето Господне благоприятное. 20 И, закрыв книгу и отдав служителю, сел; и глаза всех в синагоге были устремлены на Него. 21 И Он начал говорить им: ныне исполнилось писание сие, слышанное вами. 22 И все засвидетельствовали Ему это, и дивились словам благодати, исходившим из уст Его, и говорили: не Иосифов ли это сын? 23 Он сказал им: конечно, вы скажете Мне присловие: врач! исцели Самого Себя; сделай и здесь, в Твоем отечестве, то, что, мы слышали, было в Капернауме. 24 И сказал: истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве. 25 Поистине говорю вам: много вдов было в Израиле во дни Илии, когда заключено было небо три года и шесть месяцев, так что сделался большой голод по всей земле, 26 и ни к одной из них не был послан Илия, а только ко вдове в Сарепту Сидонскую; 27 много также было прокаженных в Израиле при пророке Елисее, и ни один из них не очистился, кроме Неемана Сириянина. 28 Услышав это, все в синагоге исполнились ярости 29 и, встав, выгнали Его вон из города и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его; 30 но Он, пройдя посреди них, удалился. 31 И пришел в Капернаум, город Галилейский, и учил их в дни субботние. 32 И дивились учению Его, ибо слово Его было со властью. 33 Был в синагоге человек, имевший нечистого духа бесовского, и он закричал громким голосом: 34 оставь; что Тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас; знаю Тебя, кто Ты, Святый Божий. 35 Иисус запретил ему, сказав: замолчи и выйди из него. И бес, повергнув его посреди [синагоги], вышел из него, нимало не повредив ему. 36 И напал на всех ужас, и рассуждали между собою: что это значит, что Он со властью и силою повелевает нечистым духам, и они выходят? 37 И разнесся слух о Нем по всем окрестным местам. 38 Выйдя из синагоги, Он вошел в дом Симона; теща же Симонова была одержима сильною горячкою; и просили Его о ней. 39 Подойдя к ней, Он запретил горячке; и оставила ее. Она тотчас встала и служила им. 40 При захождении же солнца все, имевшие больных различными болезнями, приводили их к Нему и Он, возлагая на каждого из них руки, исцелял их. 41 Выходили также и бесы из многих с криком и говорили: Ты Христос, Сын Божий. А Он запрещал им сказывать, что они знают, что Он Христос. 42 Когда же настал день, Он, выйдя [из дома], пошел в пустынное место, и народ искал Его и, придя к Нему, удерживал Его, чтобы не уходил от них. 43 Но Он сказал им: и другим городам благовествовать Я должен Царствие Божие, ибо на то Я послан. 44 И проповедывал в синагогах галилейских.".

В этом рассказе общесиноптическое слово о пророке, который не принимается в своем отечестве, стих 24, параллели:
Матфея 13:57 "И соблазнялись о Нем. Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и в доме своем",
Марка 6:4 "Иисус же сказал им: не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и у сродников и в доме своем",
Иоанна 4:44 "ибо Сам Иисус свидетельствовал, что пророк не имеет чести в своем отечестве".
Сопровождается ссылкой на Ветхозаветные примеры помощи свыше, дарованной не Израилю, а язычникам, стихи 25-27.

Мысль о спасении язычников, которою, таким образом, вводится историческое повествование Луки, повторяется в заключении его труда, в том приговоре, который апостол Павел произносит над Римскими Иудеями, Деяния 28:25-28 "Будучи же не согласны между собою, они уходили, когда Павел сказал следующие слова: хорошо Дух Святый сказал отцам нашим через пророка Исаию: пойди к народу сему и скажи: слухом услышите, и не уразумеете, и очами смотреть будете, и не увидите. Ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули, да не узрят очами, и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся, чтобы Я исцелил их. Итак да будет вам известно, что спасение Божие послано язычникам: они и услышат". Можно сказать, что мысль о спасении язычников есть доминирующая мысль в Истории Луки. Ее место в исторической концепции Луки наилучшим образом объясняется языческим происхождением его читателей. Мы помним, что и автор по рождению был язычник.

Для точного ответа на вопрос о времени написания Луки и Деяний не располагается никакими положительными данными. Одно можно сказать с уверенностью: Луки было составлено после катастрофы 70 г. В изложении эсхатологической речи Христа-Спасителя в Третьем Евангелии проводится четкое различие между разрушением Иерусалима и концом эона, Луки 21:20-24 "Когда же увидите Иерусалим, окруженный войсками, тогда знайте, что приблизилось запустение его: тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы; и кто в городе, выходи из него; и кто в окрестностях, не входи в него, потому что это дни отмщения, да исполнится все написанное. Горе же беременным и питающим сосцами в те дни; ибо великое будет бедствие на земле и гнев на народ сей: и падут от острия меча, и отведутся в плен во все народы; и Иерусалим будет попираем язычниками, доколе не окончатся времена язычников".

Если Евангелие от Луки было написано после разрушения Иерусалима, то из тех же оснований вытекает, что оно было написано и после Матфея и Марка. Не лишено вероятия, что это было осознано уже древними. Это сознание могло получить выражение в третьем месте, которое закрепилось за Евангелием от Луки в каноне Четвероевангелия. Есть достаточные основания утверждать, что Евангелист Лука использовал труды двух первых синоптиков. Как он и сам свидетельствовал, в основание его исторического труда было положено тщательное исследование источников, Луки 1:1-4 "Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен.".

Эти источники, конечно не ограничивались Евангелиями Матфея и Марка., хотя бы потому, что Лк. содержит много материала, не использованного первыми двумя Евангелистами. Но сопоставление его с ними в частностях позволяет думать, что он пользовался и ими.

Если Евангелист Лука писал свое Евангелие после первых двух синоптиков и ими пользовался, мы вправе думать, что ни Матфей, ни Марк нe отвечали той цели, которая стояла перед Лукою. К уяснению его цели нас может привести знакомство с его трудом.

Евангелие от Луки

Лука, несомненно, во многом отличается от первых двух синоптиков, Это касается, прежде всего, плана. В частях повествовательных Луки по содержанию часто совпадает с Марка., а в изложении учения Христова — с Матфея. Но общий с другими синоптиками материал расположен у Луки иначе, чем у его предшественников. Эта особенность Луки особенно выступает при сопоставлении его с Матфея. Большие речи Матфея разложены в Луки на их составные части.

Так, Нагорная проповедь Матфея 5-7 главы имеет параллель не только в Луки 6:20-49, но и в отдельных поучениях Христовых, попадающихся до гл. 16 включительно и отнесенных к другому историческому контексту.

Главное нововведение Луки есть то внимание, которое он уделяет последнему пути Христову из Галилеи в Иерусалим. Он посвящает ему большой отрывок Луки 9:51-19:28, тогда как в Матфея с полной ясностью говорится о пути только в главах 19 и 20, а в Марка — в главе 10.

В плане Луки повествование о пути составляет его вторую часть, по объему наиболее значительную. В этих новых рамках, материал общесиноптический, в сочетании с другим, составляющим достояние одного Луки, собирается в новые группы поучений, в которых нетрудно бывает уловить объединяющие их основные мысли.

Сказанное касается плана. Но особый интерес представляет именно этот новый материал, который только в Луки стал духовною пищею широких кругов верующих. Нижеследующий перечень, отнюдь не притязающий на исчерпывающую полноту и далекий от какой-либо системы, содержит несколько наблюдений, которые показывают, на каких сторонах Благой Вести, выражающихся в слове и в деле, сосредоточивается преимущественное внимание Луки.

Первое наблюдение: в Луки. постоянно упоминаются женщины: мать Предтечи Елизавета (глава 1), Анна-Пророчица, дочь Фануилова (Луки 2:36-39), Наинская Вдова (7:11-16), грешница, помазавшая Господу ноги в доме Симона-фарисея (7:36-50), Мария Магдалина и другие, сопровождавшие Его по городам и селам Галилеи (8:2-3), Марфа и Мария (10:38-42), скорченная женщина в синагоге (13:10-17), Иерусалимские жены на Крестном пути (23:27-31) и др.

Но прежде всего — Пресвятая Богородица. Только в Луки повествуется о Благовещении (1:26-38), о посещении Мариею Елизаветы (1:39-56), и в Евангелии детства Матери Божией принадлежит место, какого Она не имеет в Матфея.

Евангелие от Луки есть Евангелие о Святом Духе. Дух Святой постоянно упоминается в главах 1 и 2 (ср. 1:15, 2:26, 27, в Духе; и, особенно, 1:35).

Последнее обетование Луки 24:49 раскрывается самим же Лукой в Деяния 1:4-5, как обетование Святого Духа. В иных случаях, упоминание Святого Духа являет своеобразие Луки при сопоставлении его текстов с параллельными местами (например, Луки 11:13 и Матфея 7:11).

С другой стороны, чаще, чем в первых двух Евангелиях, упоминается сатана. Такие тексты, как Луки 10:18, 22:2, 31 и некоторые другие, не имеют параллели в Матфея и Марка. Замечательно, что, по свидетельству Луки (Луки4:13), диавол, по окончании искушения, отошел от Иисуса до времени. Обращаясь к Евангельскому учению, мы убеждаемся, что у Луки с особою силою звучит призыв к милосердию. Достаточно вспомнить притчи Луки 15-особенно последнюю из них: о Блудном сыне (Луки 15:11-32).

Но этого мало. С первых же слов читателя поражает внимание к человеческому страданию: первая проповедь Христова в Назаретской синагоге (Луки 4:17-20) на текст Исаии о лете Господнем благоприятном; в учении "на месте равне" ублажение нищих и алчущих, и возглашение "горя" богатым и пресыщенным (Луки 6:20-21, 21-25): на пути из Галилеи в Иерусалим притча о богаче и Лазаре (16:19-31).

Но страдание связано не с одним только социальным неравенством. Господь проявляет милосердие к презираемой грешнице, надо думать, блуднице (Луки 7:36-50), и к ненавидимым мытарям (Луки 19:1-10). Притчи главы 15 о милосердии Божьем сказаны Им в ответ на соблазн, который вызывало среди фарисеев и книжников Его общение с мытарями и грешниками.

Исцеление слуги Капернаумского сотника (Луки 7:1-10) и воскрешение сына вдовы Наинской (Луки 7:11-16) должны быть понимаемы, опять-таки, как проявление милосердия к опечаленному сотнику и скорбной матери. Являя любовь делом и свидетельствуя о любви Отца Небесного, Господь призывает к любви и учеников.

Притча о милосердом Самарянине (Луки 10:30-37) не имеет параллели у других Евангелистов. И, наконец, последнее наблюдение: Луки есть Евангелие молитвы. В нем повторно упоминается молитва Самого Господа в ответственные моменты Его служения Луки 3:21, 6:12, 9:18, 9:1) и др.), и Господь опять-таки, повторно, научает молитве Своих учеников (Луки 11:1-13, Луки 18:1-14).

Христианское благовестие есть благовестие спасения. Это касается и Лк. Но спасение можно понимать по-разному. Мы видели, что в Марка спасение есть спасение от богопротивного мира. Этот аспект спасения наблюдается и в Луки Он слышится в библейской цитате песни Захарии (Луки 1:71) и в притче о житницах (Луки 12:13-21).

Аскетические ноты звучат в Луки, может быть, сильнее, чем у других синоптиков. В лучших текстах призыв к отречению только в Луки распространяется и на жену (Луки 14:26).

В Матфея спасение есть спасение от греха (ср. 1:21). В Луки наблюдается и этот аспект спасения. Спасение, выражающееся в прощении грехов, возвещается, опять-таки, в песне Захарии (1:77). Сюда же относится, в рассказе о Марфе и Марии, ублажение Марии (Луки 10:41-42) и все нравственное учение Евангелия.

Но для Луки показательно не спасение от мира и не спасение от греха, а спасение от страдания. Мы отметили внимание к страданию, которое проходит через все Евангелие. Первая проповедь в Назаретской синагоге (Луки 4:18-21) получает в плане Евангелия, программное значение. Служение Христово есть исцеление страдания. Мы обратили внимание на построение Евангелия от Луки. Его вторая часть, наиболее значительная по объему, есть путь на Страсти. Мысль о Страстях доминирует на протяжении всего Евангелия. Мы увидим, что ею в конечном счете объясняется и перераспределение Евангельского материала. Но она наблюдается и в отдельных подробностях.

О неизбежности Страстей говорит в самом начале Евангелия Праведный Симеон Пресвятой Деве (Луки 2:34-35). На горе Преображения Моисей и Илия беседуют с Господом об исходе Его, который Ему предстоит в Иерусалиме (Луки 9:31). Предсказывая Свое пришествие во славе, Господь знает, что, до того, Ему предлежит путь страдания (Луки 17:25). В Иерихоне, в расстоянии одного перехода от Иерусалима, окружающие Иисуса думают о близости Царства, и Он отвечает на их ожидания притчею о минах (Луки 19:11-28): прежде, чем утвердиться в Царстве, человеку высокого рода надо отбыть в далекую страну.

Спасение — страданием от страдания — понимается в Луки, как дело Божественной любви. В Евангелии чувствуется веяние любви. Его-то мы и улавливаем в рассказах о женщинах. Каждый из них имеет свое место в контексте учения или истории, но это только одна сторона. Важно, что все эти рассказы, вместе взятые, сообщают В Евангелие ту печать нежности, которой не имеют другие синоптики. Это, в особенности, касается того места, которое в Луки принадлежит Пресвятой Богородице. То милосердие Христово, о котором была речь выше, есть тоже проявление любви. Все служение Христово запечатлено духом любви. Осуществляя любовь в жизни, Господь и учеников призывает к любви. С любовью, как движущею силою служения Христова, связано и то значение, которое в Лк. имеет молитва. Молитва предполагает любовь. С молитвою любящий обращается к любимому, в уверенности, что он любовью ответит на молитву любви.

Объективно, спасение понимается в Лк., как победа над сатаною. Сатана, окончив искушение, отошел от Иисуса до времени (Луки 4:13), именно потому, что все служение Христово понимается в Луки., как борьба с сатаною. Завершаясь в Страстях, эта борьба заканчивается победою.

Человеческая сторона в усвоении спасения раскрывается в отрывке Луки 14:25-16:31, который являет характерное сочетание элементов общесиноптических с другими, составляющими достояние одного Луки. В этом отрывке призыв к всецелому отречению в последовании за Христом (14) уравновешивается указанием на безмерность милосердия Божия (15) и приводит к учению о мудрой рассудительности в сложных конфликтах совести (16). Это путь христианина, взыскующего спасения. Считаясь с заботою Луки о хронологической точности, мы склонны были толковать этот отрывок, как достоверное свидетельство об учении Христовом во время Его последнего пути. Но учение Луки 14-16, несомненно, отвечает и его собственной концепции спасения.

Объективный фактор нашего спасения есть действование Святого Духа. Упоминаемое в главах 1 и 2 действование Святого Духа имеет отношение к подготовке и осуществлению Боговоплощения. Мария зачинает Иисуса в девственном лоне наитием Духа Святого (Луки 1:35). В Луки 11:13 оценка молитвы, как молитвы о Святом Духе, должна быть понимаема в контексте учения о молитве Луки 11:1-13, как свидетельство об утверждении Царства Божия силою Святого Духа. Особенно важно обетование Святого Духа, в Луки 24. В описаниях Луки им заканчивается земное служение Христово. Исполнение обетования выводит нас из границ Евангелия. О нем говорит тот же Лука в Деяниях.

Полнота спасения по учению Луки не знает исключений. Мы уже имели случай убедиться в том, что мысль о спасении язычников есть доминирующая мысль в писаниях Луки. В Деяниях она иллюстрируется повествованием о служении апостола Павла (Луки 13-28). В Евангелии милующая любовь Христова распространяется на самарян. Мало того, что Господь отказывается свести огонь с неба на враждебное ему Самарянское селение (Луки 9:51-56). В конце пути, из десяти прокаженных, исцеленных Иисусом, благодарным оказывается один самарянин. И притча о милосердном Самарянине (Луки 10:30-37), который противополагается священнику и левиту, тоже, как мы только что отметили, не имеет параллели у других Евангелистов. Но спасение самарян и язычников не исключает спасения Иудеев. В Деян. ап. Павел, неизменно отвергаемый Иудеями, вновь и вновь обращается к ним с словом благовестия. В Евангелии ту же мысль об универсализме спасения мы вывели из поучений Христовых во время пути.

Вообще, вопрос о спасении Иудеев, по учению Луки, требует особого внимания. Во-первых, как уже много раз отмечалось, Лука, переживший исторический опыт 70 г., сумел провести различие между религиозно-национальною катастрофою Иудейства и эсхатологическим свершением. Тем самым, учение о последних временах отделялось от Иудейской истории. Но этот разрыв в плоскости исторической не уничтожал внутренней связи между разрушением Иерусалима и мировою катастрофою. Мы видели, что эту связь в Лк. надо понимать, как связь прообраза и его исполнения. Но судьба современного Израиля наводила Евангелиста Луку на мысль не об одной только эсхатологической катастрофе. В строгом смысле этого слова из плача Господа над Иерусалимом, который Лука отнес к Его последнему пути (Луки 13:35), вытекает, что Евангелист ожидал восстановления Израиля.

Слово Христово, которое говорит об этом восстановлении, сохранил и Матфей. давший ему место в конце обличительной речи против фарисеев (Матфея 23:39). Но в Евангелии Павлова ученика, Луки, оно не только связывается с упованием Римл. XI о грядущем обращении Израиля, но получает свое особое место в предварении Торжественного Входа. Вход Господень в Иерусалим был вход на Страсти. Восстановление Израиля с ним непосредственно не было связано.

Однако, благословение множеством учеников Христовых Царя, грядущего во Имя Господне (Луки 19:38), неизбежно возвращает нас к слову Христову в Луки 13:35. Если разрушение Иерусалима есть прообраз мировой катастрофы, то Торжественный Вход, в плане Луки, не может быть понимаем иначе, как прообраз чаемого восстановления Израиля. Но в толковании спасения Лука не останавливается и на этом. Он один приводит Рождественскую песнь небесных воинств (Луки 2:14), которая сообщает спасению во Христе космическую полноту: мир на земле не ограничивается человеками благоволения. Эта полнота спасения, объемлющая весь род человеческий, независимо от религиозного и национального происхождения отдельных людей, по распространяющаяся и на всю тварь, как об этом учил и апостол Павел (Римлянам 8:19-23), — получает свое осуществление в эсхатологическом свершении.

Оответ Господа на вопрос саддукеев о семи мужьях одной жены передан в Луки с дополнительными подробностями. В частности, о сподобившихся достигнуть воскресения мертвых сказано, что они умереть уже не могут (Луки 20:36). Для Луки, больше чем для первых двух синоптиков, полнота спасения есть слава иного бытия. Достаточно отметить, что в Луки явление славы сопровождает не только Преображение (Луки 9:28-36, особенно стихи 29, 31, 32, 34, 35) и Воскресение (Луки 24:4, 26), но и Рождество (Луки 2:9), а в повествовании Деяний о Вознесении - облако Луки 1:9 есть облако славы, и Апостолам предстают два мужа, тоже осиянные славою (ст. 10), и предсказывают пришествие Иисуса, подобное Его восхождению (ст. 11). Последнее особенно важно потому, что позволяет понимать явление славы на земле, как предвосхищение славы будущего века. Это распространяется в Деяниях и на явление славы Стефану (Луки 7:55-56) и Савлу (Луки 9:3, 22:6, 9, 11, 26:12-13).

Таково учение о спасении в Лк. Оно представляет существенно новый аспект спасения, сравнительно с учением Матфея. и Маркак. Этот новый аспект должен быть поставлен в связь с потребностями читателей. Он отвечает и месту Лк. в историческом развитии Новозаветного откровения. Но благовестие спасения получает в Луки и нарочитое обоснование, тоже связанное с условиями его написания. Обоснование было необходимо. В Евангелии от Марка, в котором его составитель, сотрудник и Павла и Петра, запечатлел Петрово благовестие язычникам, обоснования спасения не давало. Оно и не могло его давать, будучи кратким благовестием победы. Обоснование предлагалось в Матфея Но Матфея возникло в среде Иудейской. Его первые читатели были Иерусалимские Иудеохристиане. На них и было рассчитано обоснование благовестия на Ветхом Завете и его мессианских обетованиях.

Языческим читателям Евангелие от Луки это обоснование благовестия ничего не говорило. Принимая в соображение, что социальный вопрос в Римской Империи отличался значительной остротой, особое внимание Луки к социальной неправде, как источнику страдания, должно было встретить отклик со стороны его читателей. Но усиленный интерес к социальному вопросу не может быть понимаем, как обоснование благовестия. Под благовестие спасения Лука подводит в своем Евангелии основание, которое мы могли бы условно определить, как основание историческое.

Мы, наконец, подошли вплотную к вопросу о цели Луки, которою определяется его своеобразие сравнительно с первыми двумя синоптиками. Лука ее ставит сам в тех вступительных стихах, которыми начинается Евангелие (Луки 1:1-4). Упомянув о трудах своих предшественников, он отмечает предпринятое им тщательное исследование. Речь идет о работе над источниками. В числе этих источников были, как мы уже указали, и первые два синоптика. Работа над источниками свойственна историку. Но труд историка ею не исчерпывается. Историческая задача, которую мы вправе приписать Луке, выражается, прежде всего, в его решении изложить события земного служения Христова в их хронологической последовательности. Это понимание по порядку, ст. 4, разделяемое, надо признать, не всеми современными учеными, подтверждается теми наблюдениями, с которых мы начали наше знакомство с Луки.

Разложение системы Матфея., оттеняющее значение Страстей, должно служить и целям хронологической точности. Поучения Христовы, отнесенные к их историческому контексту, позволяют судить о последовательном раскрытии учения, а исторические события, в их хронологическом порядке, дают правильное представление о развитии отношений. Так, например, в отличие от Марка (Марка 1:16-45), Евангелист Лука ставит призвание первых учеников (Луки 5:1-11) не прежде, а после, первых чудес (Луки 4:31-44).

В этой последовательности событий, впечатление, произведенное первыми чудесами, вполне объясняет ту готовность, с которой идут за Господом услышавшие Его призыв. Хронологической точности служат и те исторические координаты (Луки 3:1-2), которыми, в духе древних пророков, вводится повествование о служении Предтечи, и которые косвенно относятся и к общественному служению Христову. Всякая хронология нуждается в точной исходной точке. Такое значение — во всяком случае, для современников Евангелиста — имели и хронологические координаты Луки 3:1-2, хотя нельзя не признать, что в дальнейшем продолжительность отдельных периодов Евангельской истории и разделяющих их промежутков времени остается не отмеченной, и Лк. не дает основания для заключения, сколько лет — или месяцев? — посвятил Господь своему общественному служению.

Если разложением системы Матфея достигалось ударение на Страстях, то и это ударение может быть также поставлено в связь с историческим интересом Луки, поскольку оно сообщало единство его исторической концепции.

История предполагает точность. Лука, несомненно, заботился о точности. Человеческое родословие Иисуса Христа (Луки 3:28-38) возводит Его через Иосифа к Адаму и к Богу. Оговорка как думали, которою начинается родословие, относится не только к Его происхождению от Иосифа, но и ко всему ряду предков, до Бога, создавшего Адама, включительно. Внешние наблюдатели согласны были считать Иисуса Сыном Божиим в том смысле, в каком каждый человек, направляющий свою жизнь в согласии с волею Божией, может именоваться Его Сыном. Для современников, смотревших извне, Иисус был великим праведником — и только. Отрицая это понимание, Лука — отрицанием — оттеняет другое, то, которое вытекает из предложенного им повествования о Рождестве и запечатлевается Отчим гласом при Крещении (Луки 1-3:22): Иисус есть Сын Божий, как зачатый Девою наитием Святого Духа.

Богосыновство Христово — единственное и неповторимое. Тем самым, понятие "Сын Божий," в приложении к Нему, получает точное определение — и положительное, и отрицательное. Лука отправляется от согласного убеждения хранителей древнего предания и своего учителя Павла в Богосыновнем достоинстве Христовом и старается догматически точно осмыслить это убеждение.

Наконец, историк по представлениям древних, должен был быть художником. Забота о художественном совершенстве формы наблюдается на всем протяжении Лк. Новый материал, вводимый Лукою в Евангельское повествование, отличается необычайной художественностью. Достаточно перечитать главы 1 и 2, или такие притчи, как притча о блудном сыне (Луки 15:11-32), о милосердном самарянине (Луки 10:30-37).

Мало того, Лука, пользуясь общесиноптическим материалом, тщательно избегает всего, что может произвести впечатление повторения: повествует только об одном насыщении (Луки 9:10-17); приведя притчи о великой вечере (Луки 14:15-24) и о минах (19:11-27), опускает близкие к ним притчи о брачном пире Царского Сына (Матфея 22:1-14) и о талантах (Матфея 25:14-30); говорит о помазании Господа женою-грешницею в Галилее (7:36-50) и, вероятно, по этой причине, не упоминает о помазании в Вифании (Матфея 26:6-13 == Марка 14:3-9, Иоанна 12:1-19).

Даже рассказ о проклятии смоковницы (Матфея 21:18-22, Марка 11:12-14, 20-26) опущен после притчи о бесплодной смоковнице (Луки 13:6-9).

Ценитель гармонии, Лука ценил ее и в духовной жизни человека. Он один, в толковании притчи о сеятеле, отметил, что приносящие плод приносят его в терпении (Луки 8:15). Это значит, что он представлял себе духовную жизнь, как органический рост. Художественное совершенство Луки отвечало, таким образом, внутренней потребности Евангелиста. Но его к нему обязывал и его долг историка, как его понимали древние.

Для культурных язычников, к числу которых принадлежал и Феофил, обоснование благовестия, предносившееся Луке, должно было отличаться тою степенью убедительности, которую не имело ни Марка — по отсутствию обоснования, ни Матфея, своим Иудейским обоснованием ничего не говорившее язычникам. И тем не менее, история не была последнею целью Луки, как он и сам говорит об этом в тех же вступительных словах (Луки 1:1-4).

По его собственному свидетельству, он предпринял тот труд, который мы условно определили, как труд историка, для того, чтобы сообщить Феофилу твердое основание того учения, в котором тот был наставлен, (ст. 4). Историческая цель была для Луки только первая, ближайшая цель и, как таковая, средство. Неудивительно, поэтому, что он о ней иногда забывает, а иногда и прямо от нее отступает. В исторической хронологии недостаточно установить исходные точки: надо расставить и промежуточные вехи, которые позволили бы судить о продолжительности исторических процессов. Этих промежуточных вех, как уже было отмечено, Лука не дает, и, дойдя до Страстей, мы не можем сказать, сколько времени прошло от начала общественного служения Христова.

В целом, хронология Луки имеет только то преимущество перед хронологией Матфея и Марка, что события Евангельской истории переданы в нем в их исторической последовательности. Но даже тут необходима оговорка. Пребывание Господа в доме Марфы и Марии (Луки 10:38-42) только приблизительно отвечает исторической хронологии этого эпизода, относящегося, по всей вероятности, к посещению Господом Иерусалима перед началом Его последнего пути. Это посещение, подробно описанное в Иоанна 7-11, вовсе не упоминается в Луки. Отдельный эпизод Луки 10:38-42 сохранен Евангелистом исключительно ради того внутреннего смысла, который в нем заключен.

В раскрытии Евангельского учения он должен быть сопоставлен с притчею о милосердном Самарянине, за которою он непосредственно следует в Луки. Это же побуждение заставило Луку вырвать из исторического контекста проповедь Иисуса в Назаретской синагоге и поставить ее в начале Евангельской истории (Луки 4:16-30). Великие деяния, совершенные Господом в Капернауме и упоминаемые Им в ст. 23, рассказаны в Луки не прежде, а после проповеди в Назарете (Луки 4:31-32).

С другой стороны, первые два синоптика согласно относят случай в Назаретской синагоге к позднейшему моменту Евангельской истории (Матфея 13:54-58, Марка. 6:1-6). Смысл перемещения для нас ясен: мы видели, что в плане Луки Назаретская проповедь имеет программное значение. Но подобные отступления от хронологической точности ясно показывают, что история, действительно, не была для Луки последнею целью.

Можно сказать и больше. Человеческая история совершается во времени. История Евангельская в изложении Луки начинается вне времени. В главе 1 Ангел Гавриил возвещает Захарии о рождестве Иоанна (стихи 8-22), а Деве Марии — о Рождестве Христовом (стихи 25-38). Исторические события понимаются, как проекция во времени вневременного плана Божия. Но, начинаясь вне времени, история Луки и кончается, исчезая в вечности.

Луки 24 повествует о Воскресении и заканчивается свидетельством о Вознесении (стихи 50-51). В Деяниях 1:3 тот же Лука говорит, что от Воскресения до Вознесения прошло сорок дней. В Луки 24 явления Воскресшего рассказаны так, что у читателя создается впечатление, будто Вознесение имело место на вторые сутки по Воскресении. Мы истолковали это впечатление в том смысле, что Воскресение есть явление иного бытия, не знающего границ земного пространства и времени. Мы можем выразить наши наблюдения в краткой формуле: история Луки есть временное преломление вечного.

Ударение — на вечном.

Вечное — то твердое основание учения, которое Лука хотел сообщить Феофилу — и есть спасение, принесенное Христом.

Понимаемое, как спасение страданием от страдания, выражая Божественную любовь и утверждаемое действованием Святого Духа, оно отличается универсальною и даже космическою полнотою, получающей осуществление в эсхатологическом свершении. Показать его и было тою последнего целью Луки, к которой он шел путем истории, и которую мы попытались восстановить, воспроизводя то, что составляет своеобразие Третьего Евангелия, сравнительно с первыми двумя.

Книга Деяний

Как вторая часть исторического труда Луки, Деяния представляют собою прямое продолжение Третьего Евангелия. Тема Евангелия, как временного преломления вечного, есть осуществление Божественного плана в земном служении Иисуса Христа. По учению Евангелия, в деле спасения большое место принадлежит Святому Духу, но ожидание Духа, которым заканчивается история Евангельская, на страницах Евангелия осуществления не получает.

О сошествии Святого Духа повествуется в Деяниях. Деяния начинаются (Деяния 1:4-5, 8) с уточнения обетования Луки 24:49. Его исполнение в день Пятидесятницы (Деяния глава II) есть первое событие, о котором повествуется после восполнения Двунадесятерицы избранием Матфея на место отпадшего Иуды (1:15-26).

Мы имели случай касаться повторных свидетельств Деяний (Деяния 4:31, 10:44, 13:2-4, 15:28, 16:6-7) о присутствии Святого Духа среди верующих. По определению Святого Иоанна Златоуста, Деяния есть книга о Святом Духе, пришествие Которого было обещано в Евангелии. Деяния и должны быть понимаемы, как прямое продолжение Луки.

Поэтому ближайшая задача Луки и в Деяниях есть задача историческая, в том же условном смысле, в каком мы можем утверждать ее для Евангелия. Построение Деяний подчинено историческому принципу. Его проведение отличается такой ясностью, что мы имели возможность положить план Деяний в основание нашей периодизации Истории Апостольского Века.

Главы 1-5, начинающиеся с Вознесения и Пятидесятницы, должны быть понимаемы, как общая характеристика Первого Периода Истории Апостольского Века. Главы 6-12 содержат краткие сведения о Втором, переходном, Периоде Истории Апостольского Века, начиная с поставления Семи, которым вводится дело Стефана.

Главы 13-28 посвящены служению апостола Павла до истечения двух лет его пребывания в Риме, иначе говоря, обнимают почти весь Третий Период Истории Апостольского Века. Из этого обзора исторического содержания Деяния вытекает особое ударение на апостоле Павле. Ударение на апостоле Павле отвечает объективному значению его служения.

Но мы видели, что над распространением христианства в бассейне Средиземного моря трудился не один Павел. И о состоянии Иерусалимской Церкви в конце Третьего Периода Истории Апостольского Века мы почерпаем сведения не из Деяний, а из косвенных указаний Евреям, Иакова и Матфея.

С своей стороны, и служение апостола Павла доведено не до его естественного конца. Можно с уверенностью сказать, что Лука писал после смерти апостола Павла и даже после смерти апостола Петра. Умолчание о событиях, имевших место по истечении двух лет пребывания ап. Павла в Римских узах, доказывает наилучшим образом, что и в Деяниях так же точно, как и в Третьем Евангелии, воспроизведение исторических событий прошлого не было последнею целью писателя.

Не подлежит сомнению, что интерес Луки к служению апостола Павла был не чисто исторический. Павел для Луки был символом, и притом более, чем в одном смысле. В науке нередко высказывалось мнение, что, в плане Деяний, проповедь апостола Павла в Риме есть достижение той цели, которую Господь поставил ученикам перед Вознесением: быть "свидетелями Ему в Иерусалиме и по всей Иудее и Самарии и даже до края земли" (Деяния 1:8).

Согласно этому пониманию, цель, указанная в начале книги Деяний, получает осуществление в ее последней 28 главе. В буквальном смысле слова, это понимание, конечно, неправильное. Благовестие о Христе дошло до Рима задолго до прибытия туда апостола Павла. Он нашел братьев в Путеолах (28:14), а Римские братья вышли к нему навстречу (ст. 15). Достаточно сослаться на то, что было сказано выше о возникновении Римской Церкви и об условиях написания Римлянам. И, тем не менее, связь между проповедью апостола Павла в Риме и повелением Христовым перед Вознесением, несомненно, существует.

Как уже отмечалось, понятие спасения в писаниях Луки — не только в Евангелии, но и в Деяниях — отличается универсальною полнотою. Служение апостола Павла отмечено печатью универсализма: оно распространяется на Иудеев и язычников. Этот же универсализм мы улавливаем и в повелении Христовом I, 8. В универсальной полноте спасения стираются религиозно-национальные различия.

В своей Афинской речи Павел повторяет (Деяния 17:24-25) мысль Стефана о культе без храма (Деяния 7:48-50). Ветхозаветному строю принципиально пришел конец. Замечательно, что в Деяниях работа апостола Павла среди язычников начинается, за редкими исключениями, тогда, когда его отвергают Иудеи. Все служение апостола Павла, как о нем повествует Лука в Деяниях должно быть понимаемо, как история перехода благовестия от Иудеев к язычникам.

Этот переход и запечатлевается тем приговором, который апостол Павел произносит над Римскими Иудеями (Деяния 28:25-28). В контексте Деян. нельзя понимать двухлетнюю проповедь апостола Павла в Римских узах (статьи 30-31), иначе, как проповедь язычникам. В этом и только в этом смысле, служение апостола Павла в Риме можно толковать, как исполнение повеления Христова в 1:8; с прибытием апостола Павла в Рим завершается тот переход благовестия от Иудеев к язычникам, который составляет главное историческое содержание Деяний.

Приговор над Иудеями, в заключении Деяний., вносит полную ясность в учение Луки о судьбах Иудейства, которое мы вывели из Евангелия. Если Лука ожидал обращения Иудеев, он связывал его с наступлением некоей новой эпохи. Та эпоха, которая была отмечена приговором Деяний 28, и в которой жил Лука., была эпоха язычников. Он, должно быть, думал, вместе с Павлом, о той "полноте язычников," которая должна войти в Церковь прежде обращения Израиля (Римлянам 11:25).

Мы не знаем, каковы были эсхатологические перспективы Луки после разрушения Иерусалима. Вполне возможно, что, даже в отрыве от истории Иудейства, эсхатологическое свершение не казалось ему далеким. На закате I в., апостол Иоанн считал свое время ''последним временем'' (1Иоанна 2:18).

Как бы то ни было, представляется весьма вероятным, что Лука относил грядущее восстановление Израиля к самому концу нынешнего эона. Когда он писал Деяния, у него было сознание, что эта эпоха еще не наступила.

Но путь жизни апостола Павла привлекал к себе внимание Луки, не только тем, что его служение знаменовало переход благовестия от Иудеев к язычникам. Можно думать, что вслед за Павлом (IКоринфянам 4:16; 11:1 и, конкретно, 2Коринфянам 4:10, 14; Галатам 6:17; Колоссянам 1:24) и Лука понимал его жизнь, как последование за Христом.

Как и Христос, апостол Павел, гоним Иудеями, и из рук Иудеев попадает в руки язычников для свидетельства перед ними (Деяния 17:24 и 23:11). К этой цели устремлено повествование об узах апостола Павла, а, строго говоря, и вся его история в Деяниях. Если Лука ничего не говорит о самом процессе, то, может быть, потому, что повествование о процессе отодвинуло бы на задний план приговор над Иудеями.

Так или иначе, путь жизни ап. Павла есть путь все возрастающего страдания за Христа и со Христом. Несомненно, что, по мысли Луки, этим путем его ведет Святой Дух (Деяния 13:2, 4, 16:6, 7, 20:22-23, 21:11).

Можно думать, что для Луки, который видел в своем учителе Павле живой символ Церкви, путь его жизни символически выражал путь Церкви. Путь Церкви, в благодати Св. Духа, есть последование за Христом. Это понимание естественно связывается с учением апостола Павла о Церкви, как о Теле Христовом.

Значение Писаний Луки.

Хотя место и время составления писаний Луки нам в точности и неизвестны, из предложенного обзора вытекает с несомненностью, что они могут быть широко использованы для характеристики той исторической среды, в которой они возникли.

Во-первых, историческое обоснование благовестия спасения в Луки и посвящение книги сановнику недвусмысленно говорят о распространении христианства в культурных слоях эллинистического общества. За этим первым выводом следует второй. Мы заключили из отдельных указаний IПетра, что Церковь вошла в полосу гонений и хотела отнестись к ним сознательно. В писаниях Луки мы связали с гонениями ту апологетическую заботу, которая в них повторно чувствуется. Очень возможно, что Лука находился под впечатлениями гонений и тогда, когда останавливался мыслью на страдании и прозревал в скорбях благовестнического служения апостола Павла последование за Христом.

Если после смерти Нерона новая вспышка гонений произошла только при Домициане, то нельзя забывать, что память о первом гонении глубоко запечатлелась в сознании верующих. Даже в эпоху Домициана образ зверя вставал в их сознании с чертами Нерона, как об этом свидетельствует Апокалипсис. Поэтому нет ничего удивительного, если мысль о гонениях сквозит в писаниях Луки, составленных, во всяком случае, до гонения Домициана, начавшегося в 93 или 94 г.

Но в писаниях Луки можно уловить и другие намеки. Апостолу Павлу в последние годы его жизни пришлось иметь дело с ересями. Мы подвели эти лжеучения, о которых идет речь в посланиях к Колоссянам и Пастырских, под общее понятие Иудаистического гносиса. Из 2Петра мы заключили о дальнейшей эволюции лжеучений. Можно думать, что сообщая в Деяниях 20:29-30, предсказание апостола Павла об опасности, грозящей Ефесу от еретиков, Лука уже был осведомлен об исполнении предсказания и, притом, не только в прошлом. По всей вероятности, ереси были для Луки фактом настоящего. Это — третий вывод.

И, наконец, последний: писания Луки имеют значение итогов. Лука смотрит в прошлое. Это сказывается в той оценке служения апостола Павла, которую мы вывели из Деяний Это вытекает и из размышлений Луки о судьбах Израиля. Мы помним и то, что в опыте Иудейской катастрофы 70 г. он первый сумел отделить эсхатологическое свершение от исторических путей Иудейства. Это значит, что Лука жил и писал в то время, когда какие-то исторические процессы уже пришли к своему концу, какой-то цикл исторического развития уже получил завершение.

Это наблюдение распространяется и на положительное содержание учения. В писаниях Луки достигается синтез различных течений мысли Апостольского Века. Лука был ученик апостола Павла. Но его писания обнаруживают и Иудейские связи.

Луки I-II принадлежат к самым Иудейским частям Нового Завета. То же надо сказать и о характеристике Иерусалимской Церкви Деяния 1-5. Речь Луки насыщена здесь Ветхозаветными цитатами и реминисценциями. Надо думать, что Лука привлек для составления этих глав Иудеохристианские источники, подобно тому, как в Деяниях 6-8, а может быть, и в некоторых других местах, им были использованы эллинистические источники.

Но замечательно, что он использовал эти источники не как чужеродные тела, а сумел их сделать органической частью своего большого труда. В основном мысль Луки течет по путям, проложенным апостолом Павлом. Достаточно напомнить то место, которое в учении о спасении принадлежит Страстям Христовым. В Деяниях мы отметили несомненные отзвуки Павлова представления о Церкви, как о Теле Христовом. В полном согласии с Павлом отвечает Лука и на вопрос о судьбах Иудейства.

И, наконец, учение Луки о космической полноте спасения также уходит своими корнями в богословие апостола Павла. Обнаруживая согласие с апостолом Павлом, Лука иногда сообщает его мыслям ту степень ясности, которой они еще не имели в его посланиях. Это касается и вопроса о судьбах Иудейства, но в еще большей степени учения о Святом Духе.

Тайна Св. Троицы была, несомненно, открыта апостолу Павлу. Это вытекает и из тринитарной формулы 2Коринфянам 13:13 и из отдельных указаний его посланий, на которых мы, в свое время, останавливались (Римлянам 8, 2Коринфянам 1:17-22).

Дар Святого Духа, подаваемый верующему, был для апостола Павла "залогом" (2Коринфянам 1:22, 5:5, Ефесянам 1:14) или "начатком" (Римлянам 8:23) в обеспечение полноты усыновления в жизни будущего века.

Но учение о Святом Духе, с которым мы встретились в писаниях Луки, идет дальше тех исходных точек, которые даны в посланиях апостола Павла. Это, в особенности, касается сошествия Святого Духа в день Пятидесятницы, во исполнение обетования Христова, и пребывания Его в Церкви.

Синтез Луки обращен к прошлому. Это смысл всякого синтеза. В его писаниях получают внутреннее единство различные течения первохристианской религиозной мысли. Осознание этого единства было делом и заслугою Луки. Подведение итогов завершает эпоху и ставит точку. Но последнее слово не было сказано и Лукою. Многое и в его писаниях остается недоговоренным. Это касается, прежде всего, учения о Святом Духе. В учении о Святом Духе Лука идет дальше Павла и, все-таки, не доходит до конца. Для того, чтобы договорить недосказанное, нужно было перейти в иную плоскость, необходимо было новое откровение. Это новое откровение и есть откровение Иоанновских писаний, последнее слово Нового Завета.

Епископ Кассиан (Безобразов)