Верующие женщины Godwomen.org

Никто не станет спорить - в современном обществе практически вся деятельность человека, его поведение ориентированы на деньги. Их власть повсюду безоговорочна. Деньги - мера любого успеха, ими определяется качество жизни, а кто-то в них лишь видит ее смысл и все в ней подчинил их добыванию. Финансы, кредиты, конкуренция, прибыль... Неужели к этому свелась вся наша эволюция? И люди уже вообще не могут жить иначе, и нет других, возвышенных ориентиров, иных мотивов поведения?  

Печально, если так. Тем более, если это необратимо. Тем более, когда  тебе покажут (напомнят), как это бывает, когда деньги не играют решающей роли в жизни, когда они не искажают, не искривляют отношения между людьми, имеющими совсем  иные внутренние ориентиры.

Такую необычную  для современного мира картину можно наблюдать на Африканском континенте.

Наши туристы - и богатые "новые", приехавшие на престижное сафари, и те, кто скромнее в своих запросах и возможностях, - все они, путешествуя по Африке, непременно заглянут на местный рынок.

Африканский рынок - это  пестрое, яркое, звенящее, гудящее торжище, но не только место, где получают прибыль в "живых" деньгах. Здесь видишь, что у африканцев "жизнь" денег еще достаточно отдалена от человеческих взаимоотношений, которые текут своим путем.

Ритм торговли согласуется с движением солнца, а потому совершенно не требуется устанавливать часы работы. Светило взошло - рынок ожил. Присущая африканцам экспрессия тут же взвинчивает его атмосферу до сутолоки вокзала перед отправлением поезда и возбуждения ипподрома, когда ставки сделаны. После полудня все это остывает, наступает тягучее время дремоты и сладкого мечтания. Ближе к вечеру приходит пора трезвых размышлений и подведения итогов такого длинного и так незаметно пролетевшего торгового дня. Цены в этих трех фазах совершенно различны.

После восхода солнца, когда природа и торговцы дышат надеждой и предчувствием успеха, цены, подстегиваемые оживленным по холодку спросом, состязаются в скорости с температурой воздуха, взлетая почти к небесам. Днем они застывают, словно делая скидку за мужество тем, кто отважно предпочел посещение рынка столь желанной в тропиках сиесте. На солнцепеке цена медленно, неохотно свертывается, как питон, в клубок, чтобы вмиг сделать стойку кобры в случае прибытия автобуса с иностранными туристами. Ближе к вечеру дыхание приближающейся ночи заметно снижает уровень претензий рисковых рыцарей базара. Когда темно-фиолетовый занавес тропической ночи уже начинает быстро опускаться, те из них, кто не одержал в течение дня коммерческих побед, выкидывают белый флаг капитуляции, и "цена" товара падает до стоимости скромного ужина.

В африканской культуре времени до сих пор отдается предпочтение естественным процессам. К примеру, здесь не продлевается искусственно природное время, отведенное для употребления скоропортящихся продуктов. Бог дал - Бог взял! Среди довольно широкого круга общин и племен все еще живут обычаи дележа и уравнительного распределения продуктов питания, что не способствует созданию емкостей и технологий их длительного хранения. Тем более что веками складывавшаяся местная агрикультура рассчитана на равномерное получение базовых продуктов питания в течение всего года.

От Дакара в Сенегале до Мапуту и Бейры в Мозамбике, от Луанды в Анголе до Дар-эс-Салама в Танзании, от побережья Атлантического до берегов Индийского океана - картина одна и та же. Суровый солнечный маятник традиционного рынка безжалостно сортирует то, что засветло куплено и съедено свежим, и то, что сразу после захода солнца неизбежно пойдет в отбросы, самым обычным для любого рынка образом: наличием спроса, обеспеченного деньгами. Конечно, по отношению к таким скоропортящимся продуктам, как рыба и экзотические фрукты, особенно в экваториальной зоне, роль «машины времени» мог бы выполнить элементарный холодильник. Однако денег на него у рыбаков и крестьян обычно нет. Кроме того, а может быть, именно поэтому, архаическое сознание воспринимает холодильные устройства с большим трудом - как нечто не только непривычное, но и противоестественное.

Африканский базар - зеркало и пульс традиционной жизни, арена повседневного общения и житейских контактов, место обмена новостями и эмоциями, впечатлениями и мудрыми мыслями, опытом предков и современников, шутками и анекдотами. Представители различных стран, народов, племен, вероисповеданий, мужчины и женщины - от юных до самых пожилых - чувствуют себя здесь свободно. В былые времена в базарные дни прекращались распри и даже местные войны. В каком-то смысле рынок для традиционного общества - святое место. Здесь нельзя никого обижать. Как-то раз группа молодых людей вблизи танзанийского города Аруша проходила мимо меня по узкой тропинке на окраине местного рынка, и один из них попытался завладеть беспечно торчащим из моего кармана бумажником. Я бросился на землю, закрывая своим телом главное сокровище - паспорт, и тут мне на помощь неожиданно пришли совершенно не знакомые мне торговцы. Они палками отдубасили молодых хулиганов, помогли мне подняться, отряхнуться и дружно извинились за неподобающее поведение своих соотечественников. И объяснили, что, согласно их древней традиции, рынок - место, где любой человек должен чувствовать себя в безопасности, где пресекаются ссоры, ругань, драки, мошенничество и воровство. Человек должен ощущать себя здесь как на празднике жизни, полном оптимизма и радости, даже если у него сегодня нет денег для покупок.

Женщины обычно торгуют фруктами, овощами, бахчевыми, орехами - словом, тем, что растет над головой или под ногами. У мужчин товар серьезнее: ремесленные изделия, зачастую изготовляемые здесь же, на глазах у покупателя или по его заказу, обувь, одежда, украшения, ремни, сумки, домашняя утварь, пряности, калебасы для воды из выдолбленной тыквы с расписными боками, оружие, статуэтки и браслеты из эбенового, розового или "железного", тонущего в воде дерева, гиппопотамовой, буйволиной, слоновой кости.

Никаких ценников, прайс-листов и чего-то подобного здесь нет и в помине. Многое зависит от того, кто хочет сделать покупку. Ведь по большому счету купля-продажа здесь - искаженные временем остатки древнейшего обычая обмена дарами, не обязательно равноценными, скорее равно нужными, полезными, достойными дарителя и одариваемого, которые могут и меняться ролями. В Африке это - не просто сделка периода товарно-денежных отношений, а ритуал, беседа, взаимная услуга, обязательно с неторопливым уважительным обменом мнениями, вовсе не только о достоинствах товара. Без этого диалога удачная покупка невозможна. Чтобы сбить цену вещи, лучше всего искренне восхититься мастерством ее создателя и талантом народа, к которому принадлежит мастер. Доброе слово ценится на африканском рынке не меньше денег. Торг здесь не только уместен, он желателен и даже необходим. Названная "от фонаря" первоначальная цена может быть в несколько раз выше реальной, и никто не обидится, если покупатель назовет свою цену, примерно на порядок ниже предложенной. Если вы "загнули", продавец улыбнется и интерес к вам в его глазах погаснет. Если он вступил в диалог, значит, "тепло", он почувствовал, что перед ним достойный покупатель, принявший его игру. Дальше все зависит от терпения и обаяния участников такой самодеятельной мини-пьесы, где воистину каждый сам себе режиссер.

Словом, торговаться надо. Упорно, терпеливо, с фантазией и улыбкой, а если позволяют языковые средства, то и с юмором. Скидка будет своеобразным гонораром за проявленный артистизм. А если не торгуешься, значит не уважаешь того, с кем вступил в диалог, спросив цену. Или не умеешь этого делать и не счел нужным выучиться. Или не знаешь обычаев. Или - еще хуже - не желаешь с ними считаться. И тогда надуть тебя, напыщенного и самовлюбленного, торопливого и неулыбчивого, а значит, богатого и глупого, - святое дело. И чем крепче надуть, тем почетнее. Но надо знать: закон рынка, хотя и не писан, неколебим: если сошлись в цене, отказываться от покупки неприлично.

Прогуливаясь по африканскому рынку, помимо неизбежных экзотических покупок, совершаешь небольшое путешествие в прошлое - оно протекает прямо перед твоими глазами. И становится ясно, что здешние люди жили, живут и могут жить, строя отношения друг с другом иначе, чем это делается в странах "золотого миллиарда", ставших для многих пределом мечтаний. Это позволяет лучше понять африканцев, да и себя. И, кстати, сделать удачные покупки.

В Западной Европе прологом капитализма и рыночной экономики были первоначальное накопление капитала и протестантская этика добровольных ограничений ради материально обеспеченного будущего. Годится ли этот рецепт для других народов и стран в наши дни?

На рынках в разных странах Тропической Африки я не обнаружил зримой связи между ценой и стоимостью ремесленного товара, между процессом торговли и прибылью как его целью и результатом. Решил прояснить ситуацию, беседуя с местными ремесленниками и "челноками", рыночными торговцами и коробейниками. Естественно, оперировать я мог только простейшими арифметическими выкладками: собеседники обычно оказывались энергичными и сметливыми, но большей частью неграмотными и к тому же не умеющими толком считать. При покупке нескольких разных изделий сразу продавец, держа фасон, нередко называл общую сумму, на его взгляд, весьма значительную, но подчас в несколько раз меньшую, чем запрашивал за каждую из этих вещей по отдельности, и в то же время намного превосходящую обычную скидку оптовому и настойчивому покупателю.

Бывало, в разных городах я собирал группу торговцев - завсегдатаев рынка и заводил с ними беседу о том, что выгоднее несколько снизить цену на товар, ускорив его оборот, и тем самым увеличить прибыль. Меня уважительно выслушивали, вежливо просили повторить сказанное, благодарили за полезную информацию, но продолжали действовать по-своему, вернее, по традиции. "А ведь они, пожалуй, во многом правы, - думал я. - Действительно, зачем и куда так безоглядно спешить? К чему суета, лишние хлопоты, расчеты и, не дай Бог, просчеты? Все равно когда-нибудь кто-нибудь да купит..."

Да, я понял, что абстракции, связанные со временем, вырванным из привычного течения традиционной жизни, пока что с превеликим трудом воспринимаются обыденным сознанием африканцев.

Скажем, стоимость исходных материалов ремесленник либо торговец, обычно его родственник, еще могут сообщить. Что же касается рабочего времени, затраченного на изготовление изделия, то выделить его из астрономического ему уже сложно, а оценить в деньгах вложенный труд вообще не под силу; в большей степени его определяют традиция и конъюнктура рынка, а также настроение и сиюминутные потребности... Не учитывается обычно и уровень мастерства... «Да и вообще, зачем обязательно прибыль? Разве в жизни нет иных целей и радостей? Ведь я при деле, среди людей. Я им нужен, как и они мне... Да и что с ней, с прибылью, делать, если ты не голоден, и дети твои сыты, одеты и ходят в школу?!» - сообщил мне по секрету один из торговцев по имени Мамаду из столицы Нигера города Ниамей, где проходил тогда экономический семинар ООН.

В Гане, например, уличные торговки зеленью - их здесь называют «мамми» - горластые, настырные, динамичные, скопили довольно значительные, по здешним меркам, капиталы. Но не зная, куда их вложить и как ими рационально распорядиться, держат накопления под циновкой. А правительство тем временем пускает в продажу гражданам своей страны перспективные акции золотодобывающей компании «Ашанти Голдфилдс» по цене всего два доллара за штуку. Об этом ежедневно писали газеты. Но уличные бизнесмены читать не умеют, да и не верят во всякого рода ценные бумаги и обещания властей. Поэтому их деньги остались под циновкой, а контрольный пакет акций национальной компании "уплыл" в Великобританию... Два года спустя эти акции стоили уже по 20 долларов.

Найденное, добытое или полученное иным путем следует поскорее употребить по прямому назначению - этот принцип африканского хозяйства серьезно мешает развертыванию местного предпринимательства. Инвестиции в африканскую экономику без учета здешних традиций, форм социальной консолидации и менталитета абсолютно бесполезны.

Как-то вечером мы с друзьями уютно устроились на отдых в небольшом кафе на вольном воздухе у кромки Гвинейского залива. Покой нарушил эксцентричный сын Кавказских гор - по "прикиду", включающему золотые часы на браслете толщиной с полицейский наручник, - типичный "новый русский". Он гулял по полной программе, к восторгу официантов, которым оставил царские, по местным понятиям, чаевые, а под занавес они, выстроившись в подобие шеренги, залпом выпили за благодетеля по его команде даровую водку.

На следующий день, решив утолить жажду в знакомом кафе, я обнаружил его закрытым. Расстроенный хозяин рассказал, что официанты - молодые ребята, недавно пришедшие в город из окрестных деревень, не смогли утром головы поднять и до сих пор спят в прибрежных кустах. Что же произошло? Они неожиданно получили небывалые деньги. Но им в голову не пришло оставить их "про запас". Менталитету молодых людей, воспитанных в атмосфере присваивающего хозяйства, оказалась чужда и неподъемна сама мысль о накоплении, вложении денег в какое-то дело, неведом настрой на "волну" будущего времени. Или, скажем, мысль о приобретении подарков для многочисленной сельской родни и сверстников на случай посещения родной деревни. Гораздо ближе, душевнее, понятнее показался другой стереотип: появились деньги, тем более нежданно-негаданно, - не томи душу, истрать! Как? Пример продемонстрировал щедрый даритель. Ну а то, что местные парни не учли многовековой тренировки и невиданной нигде в мире устойчивости нашего брата-россиянина к крепким напиткам, так это им можно простить... Впрочем, я очень хотел бы выслушать их версию случившегося у ночного костра в кругу удивленных родных и близких...

Выражая глубокую и искреннюю признательность африканским друзьям, знакомым и просто встреченным там по жизни людям, позволю себе привести несколько жизненных ситуаций, наглядно показавших мне, сколь ничтожна подчас цена денег и прибыли для африканца в сравнении с эмоциональным порывом, душевным комфортом, чувством симпатии и морального удовлетворения.

Эпизоды эти могут показаться частными, нерепрезентативными. И тем не менее в них так явно виден обобщенный психологический "скелет поведения", по выражению Нобелевского лауреата Конрада Лоренца.

Бывая довольно часто в Гане, я всегда делал нехитрые покупки в одной приглянувшейся мне лавчонке. Дородный немолодой хозяин обычно величественно дремал в раскладном кресле. Дела вершила его бойкая, улыбчивая супруга. Однажды командировка моя неожиданно затянулась. Надежной телефонной связи с Москвой в разгулявшийся сезон дождей не было. Я не знал, насколько растянется мое автономное в финансовом смысле пребывание здесь, и перешел на режим жесткой экономии, сменил гостиницу на более скромную и т.п. Ни с кем из местных жителей своими заботами я не делился. Каково же было мое удивление, когда однажды хозяйка лавки с непроницаемым поначалу лицом вручила мне в качестве сдачи сумму, большую, нежели значилась на предъявленной мною к оплате купюре. Я указал ей на ошибку, пошутив насчет двойки по арифметике. Она, учтиво улыбнувшись, продолжала настаивать: "Сегодня так надо", - сделав акцент на слове "сегодня" и тем самым разъясняя свой жест. Несомненно, по каким-то, только ей ведомым признакам она прочувствовала мою ситуацию. И деликатно пришла на помощь, делом продемонстрировав загадочно-непостижимый для западных экспертов феномен "торговли без прибыли".

Действительно, что бы сделал, к примеру, на ее месте добропорядочный и расположенный ко мне немец? Скорее всего дал бы продукты в долг, помог бы получить кредит, ускорить по своим каналам прибытие денежного перевода с родины, рекомендовал бы лавку подешевле или что-то в этом роде. А африканка поступила именно так, как она поступила бы сто, тысячу, десять тысяч лет назад. В ее понимании помощь мне - не кредит, а дар! Не коммерция, а живой реликт уравнительного распределения, дележа пищи с другим человеком, с гостем, своим далеким собратом.

Я не перестаю восхищаться умению африканцев легко и изящно преодолевать психологические барьеры в отношениях с иноземцами, их удивительной толерантности, «чувствованию» другого человека, личной сопричастности делам того, с кем их свела судьба. За давностью лет я было позабыл эту историю, но тут как-то вспомнил, когда пропустившая посещение детского сада из-за простуды трехлетняя внучка Настя попросила по телефону: "Дедушка! Приезжай, я соскучилась. Мы будем играть в магазин. Я тебе все бесплатно продам!" Старший (на две минуты)  брат Насти Саша, узнав о нашем дневном разговоре, добавил: "Действительно, деньги - не цель жизни человека. Главное - соблюдать закон. Вряд ли банкиры счастливы, им просто некогда об этом думать". Воистину устами младенца...

Время полезного общения и приятного внимания, оказанного лично ему достойным, по его мнению, человеком, для африканца священно. И его жаль осквернять замусоленными бумажками, принесенными европейцами вместо полезных для стрел и украшений крученых железных "«денег" киси в Лесной Гвинее или раковин каури, «курс» которых колеблется от 60 центов на океанском берегу до трех долларов в глубине континента.

Как-то в полдень еду в такси через центр города. Вдруг небо потемнело. Раздался странный, ни на что не похожий шум и гам. Словно в фильмах Хичкока, столицу буквально «накрыла» несметная стая какой-то разновидности летучих мышей, называемых здесь летающими собаками. Почти все мужское население от мала до велика высыпало из домов и машин. В руках появились невесть откуда взявшиеся обычные мальчишеские рогатки. Началась тотальная охота. Землю быстро усеяли тела ее беззащитных жертв. Тут же зажглись мангалы. Судя по всему, готовилось отнюдь не вегетарианское пиршество. Движение на дорогах, естественно, замерло, впрочем, пробка-трафик здесь дело вполне обыденное.

Водитель, с которым мы пережидали эту кутерьму, оказался почти единственным, кто не покинул машину, не выскочил на дорогу и не включился в развернувшееся действо. Может быть, постеснялся оставить меня в одиночестве? Я начал с ним бесхитростный житейский разговор. Слово за слово, нашли общий язык и взаимные познавательные интересы, незаметно позабыв о безвозвратно утекающем времени и уже явно рухнувших сегодняшних планах. И когда в конце концов мы добрались до места, он обратился ко мне: "Ваше общество и беседа с вами доставили мне большое удовольствие. Поэтому я возьму с вас плату только за бензин. Остальное вам пригодится. У такого человека наверняка  много друзей. Пусть их порадуют хорошие африканские сувениры. Кстати, здесь рядом наш знаменитый на всю Африку "деревянный рынок". И не отказывайтесь, не обижайте меня. Я вовсе не потратил понапрасну время, проведенное с вами. Напротив, я приобрел его, к тому же вместе с новыми, важными для меня впечатлениями и пищей для размышлений».

И вот еще эпизод, связанный с поездкой по городу. Стою как-то на оживленном перекрестке в самом центре. Жду такси на автобусной остановке. Неожиданно рядом со мной тормозит местная маршрутка, называемая в народе "тру-тру", - во всей своей обычной экзотической красе: с неизменно выбитыми стеклами (зачем они в такую жару, если нет кондиционера?), висящей на одиноком проводе фарой и вырванной с корнем другой, оторванной дверью, какими-то мешками и козой на крыше, зато с бойкими афоризмами, начертанными на размалеванных бортах.

Все разом - улыбающийся водитель, любопытствующие пассажиры и я - поняли, что это лихая шоферская шутка: ведь европейцы, будто соблюдая какое-то непроизносимое вслух табу, никогда не пользуются «тру-тру». "А почему нет?" - спросил я сам себя и под растерянными взглядами прохожих решительно забрался в чрево необычного микроавтобуса. Немного смущенные люди потеснились, уступили мне одно из сидячих мест, некогда бывшее креслом, и мы двинулись в путь. Я попросил высадить меня на площади имени капитана Санкары - бывшего президента Республики Буркина-Фасо, - оттуда было рукой подать до моей гостиницы.

Каково же было удивление охраны и обитателей отеля, когда сквозь строй растерявшихся служителей в униформе к парадному подъезду приблизилось столь живописное сооружение на колесах. Если бы здесь появился живой динозавр, изумление вряд ли могло быть большим. Впрочем, пика оно достигло, когда на порог ступил постоялец из далекой и, по их мнению, вечно заснеженной Москвы, на окраинах которой по ночам бродят белые, как снег, медведи.

По негласно принятым расценкам, путь на такси от посольства до гостиницы «Джи Ньяме» (в переводе с языка акан "Да поможет мне Бог!") обычно обходился в тысячу местных седи. Соответствующего достоинства купюру я и протянул водителю, приветливо прощаясь с ним и со своими нежданными попутчиками.

И тут я услышал нечто, поразившее меня не меньше самой поездки: "Это - моя страна, а не ваша. (Боже упаси, у меня и в мыслях не было!) Не спорьте со мной! (Было бы о чем!) Вы такой же, как все мы, здесь сидящие. (Естественно, как и шесть миллиардов обитателей планеты, включая пассажиров автобуса.) Вы ведете себя, как африканец, как свой, как родственник или друг. (Это, конечно, преувеличение, но в данном случае приятное.) Поэтому я просто обязан взять с вас за проезд ровно столько, сколько предусмотрено государственным тарифом для граждан нашей страны, - 125 седи, и ни одним больше. А эту тысячу оставьте, когда поедете на легковом такси. Или вы теперь будете всегда ездить с нами?" (Общее веселье.) - "Но ведь вы отвезли меня на другую улицу, отклонились от маршрута, сделали ради меня крюк..." - "Это - не более чем дружеский жест уважения; ответ на ваше уважение к нам. К тому же маршрут был изменен с согласия и, более того, по предложению самих пассажиров, желание которых для меня закон. Все хорошо! Нам некуда спешить".

Нетрудно заметить в отношении таксиста к пассажирам и деньгам изначально-благородные черты первозданного гуманизма, наивного и чистого в своей незатейливой простоте. Те самые черты, которые в индустриальной цивилизации Запада напрочь исковеркал и изувечил дикий капитализм, заставляя мучительно искать новые замысловатые пути к давно утраченным отношениям между людьми, отношению к природе, когда они строились не обязательно через деньги, а, по сути дела, рядом с ними и, по возможности, минуя их. Будь моя воля, я бы специально для европейских посетителей вывесил над африканскими рынками плакат с фольклорным сюжетом самой крупной в Нигерии народности йоруба, который можно перевести как "Прорицание":

Мудрость - вот красота человека. Деньги не помешают ослепнуть, деньги не помешают оглохнуть, деньги с ума сойти не помешают. В любой части тела гнездятся болезни. Так что ты лучше пойди и подумай, пойди и подумай, и выбери мудрость. И жертву принеси, чтоб во всем твоем теле Мир воцарился внутри и снаружи.

Эти первозданные и кажущиеся наивными представления о роли денег в обыденной жизни людей обретают удивительно актуальное звучание в эпоху, когда вещный и тем более золотой эквивалент универсального средства сравнения и обмена продуктов, товаров и услуг на глазах «испаряется» из виртуальных финансовых и банковских операций. Романтические и религиозные покровы со многих возникших в эпоху индустриализма экономических процессов спали, обнажился их антигуманный смысл.

В странах "золотого миллиарда" и особенно в их отношениях с остальным миром отчетливо выявилась денежная доминанта межличностных и международных отношений. Человек при этом нередко оказывается марионеткой всесильных, вездесущих, становящихся невидимыми и незримо все контролирующих денег. "Цивилизованные" отношения между людьми явно либо подспудно опосредуются деньгами, обретающими всеохватывающую власть над людьми. "Невидимая рука" пронизанного электроникой глобального рынка жестоким скальпелем давно уже неправедной конкуренции, безостановочной гонкой за прибылью во что бы то ни стало, неутолимой жаждой наживы отсекает целые пласты человечности даже у граждан экономически развитых государств; цинично превращает в дешевый источник природного сырья и интеллектуального грабежа страны с переходной экономикой; ставит на грань вымирания народы стремительно нищающего "четвертого мира", который все очевиднее становится очагом планетарного отчаяния, экстремизма и терроризма.

Да и сами деньги в эпоху информационной экономики меняют не только свой внешний купюрно-монетарный облик, но и глубинный социальный смысл. Лучшие умы человечества давно и упорно размышляют над тем, как вернуть деньгам хотя бы относительно справедливую "цену", а также присущую им изначально роль связанного с реальным производством гибкого и психологически адекватного социального регулятора хозяйственных отношений и связей, исключающих тотальную дискриминацию миллиардов людей кучкой из нескольких сотен сверхбогатых финансовых кланов, до блеска отточивших ремесло "производства" денег из денег, вне зависимости от реальных проблем и нужд человечества.

Из ежедневно "прокручиваемого" в банках мира триллиона долларов только десятая часть непосредственно связана с обслуживанием производства и потребления. Остальные воспроизводят сами себя. А поскольку закон сохранения является тотально универсальным источником немалой прибыли для банковской системы, значит, все остальное человечество фактически оплачивает эти финансовые сальто-мортале. Недаром банки и корпорации даже визуально отгородились от обычного городского люда не только до зубов вооруженной охраной, но и бронированными затемненными стеклами, отсекающими виртуальное Зазеркалье своих финансовых придумок и замысловатых причуд от реальной жизни простых людей.

Кстати, наличные деньги в их оторванном от реальной стоимости виде - это питательная среда большинства видов преступности и терроризма. Не зря знающие все увереннее говорят: терроризм - это не война, а бизнес.

По мнению известного писателя-футуролога Артура Кларка, единицей и эталоном денежного "измерения" и сопоставления основных факторов социальной жизни должен стать универсальный и легко измеряемый продукт и предмет современного производства и потребления - киловатт-час электроэнергии. Между прочим, эта идея привязки денежного содержания к основным компонентам хозяйства вкупе с осуждением "бесхозяйственного" паразитического ростовщичества прозорливо прописана А.С. Пушкиным в романе "Евгений Онегин". Я имею в виду его размышления о том, "как государство богатеет и чем живет, и почему не нужно золота ему, когда простой продукт имеет".

Свое отношение к ссудному проценту, ставшему два века спустя глобальным средством надгосударственного управления, мудрый поэт выразил метафорами, не оставляющими на этот счет никаких сомнений:
Бесенок, под себя поджав свое копыто,
Крутил ростовщика у адского огня.
Горячий капал жир в копченое корыто...
Сей казни смысл велик:
Одно стяжание имев всегда в предмете,
Жир должников сосал сей злой старик
И их крутил безжалостно на нашем свете.

Каждый из нас, задумавшись, легко найдет немало примеров того, как деньги, особенно взятые или отданные в долг, становились помехой и искривляли или как минимум напрягали отношения с другими людьми, порой и с самыми близкими.

Вот почему я испытывал непонятный мне самому, поначалу подспудный, духовный комфорт, когда волею случая оказывался среди простых африканцев. Для многих жителей Африканского континента до сих пор отношения людей друг к другу - это одно, а товарно-денежные отношения - нечто иное, рядом лежащее, будто отдельный, хотя и не отделенный Китайской стеной от остальной жизнедеятельности фрагмент их нынешней жизни. Там так очевидно, что не человек для денег, вернее даже - человек не для денег. А уж для человека ли деньги? Вспоминается цветаевское: "Сознание неправды денег в русской душе неистребимо..."

"Наука и религия"